скидки, полагающиеся членам клуба. Синсемилла проглотила и это. Возможно, потому, что хотела это проглотить. Я все-таки спрятала две маленькие фотографии Луки, но они их нашли. И теперь его лицо сохранилось только у меня в памяти. Но я каждый день концентрируюсь на его лице, вспоминаю снова и снова, сохраняю мельчайшие детали, особенно улыбку. Я не позволю дымке времени затянуть его лицо. – Голос девочки стал мягче, но глубже проникал в души слушательниц, как воздух проникает в те места, откуда уходит вода. – Он прожил десять лет, наполненных страданиями, и нельзя допустить, чтобы он вдруг исчез, как будто его и не было. Это неправильно. Нехорошо. Очень нехорошо. Кто-то должен его помнить, вы понимаете. Кто-то.

      Осознав ужас ситуации, в которой оказалась девочка, тетя Джен лишилась дара речи, впала в ступор. Всю жизнь, до этого мгновения, Дженева Дэвис всегда могла найти слова утешения, знала, как успокоить растревоженное сердце простым поглаживанием волос, унять страх объятиями и поцелуем в лоб.

      И Микки перепугалась до смерти, чего с ней не случалось лет пятнадцать, а то и больше. Вновь почувствовала, что она – рабыня судьбы, случая, опасных мужчин, совершенно беспомощная, совсем как в детстве, когда не была себе хозяйкой. Она не могла предложить Лайлани путь к спасению, как когда-то не могла спасти себя, и это бессилие предполагало, что ей недостанет ума, храбрости, решительности для решения куда более сложной задачи: переустройства своей загубленной жизни.

      С серьезным видом Лайлани доела вторую порцию пирога, с таким серьезным, словно ела не для того, чтобы утолить собственные потребности или желания, а в память о том, кто не мог разделить с ней эту трапезу, в память о мальчике с сильным врожденным дефектом таза и вывернутыми тазобедренными суставами, мальчике, который ходил в ортопедическом ботинке, брате, который, наверное, любил яблочный пирог и чью память приходилось кормить из-за его вынужденного отсутствия.

      Замерцал огонек, что-то зашипело, змейка дыма поднялась над восковой лужицей: одна из свечей догорела, и темнота без промедления придвинула свой стул поближе к столу.

      Глава 16

      Стрельба, но и сосиски. Охотники рядом, но хаос помогает уйти от них. Вокруг враждебность, но впереди надежда на спасение.

      Даже в самые темные моменты жизни свет присутствует, если верить, что он есть. Страх – яд, вырабатываемый рассудком, смелость – антидот, который всегда наготове в душе. В неудаче заложено зернышко, из которого вырастет будущий триумф. Надежды нет у тех, кто не верит в разумность существующего порядка вещей, но те, кому виден глубокий смысл в каждом из приходящих дней, живут в радости. Если тебе противостоит превосходящий силой противник, ты обнаружишь, что пинок в половые органы – очень эффективное средство борьбы.

      Это и многое другое – премудрости из «Большой книги практических советов мамы для преследуемого подрастающего хамелеона». Книга эта, разумеется, нигде не опубликована, но он может видеть ее страницы, словно это реальная книга,