– Ты сам знаешь что, – сказала она. – Твой знаменательный день. Клятвы и все такое. Кто-нибудь приехал?
– Конечно, – сказал он, – все приехали.
– А можно отсюда поподробнее?
Она стояла в дверях кухни со сковородкой в руках и буквально сверлила его взглядом.
– Вы же о чем-то говорили?
– В смысле? – Он наклонился и почти лег грудью на стол. – Ну да.
– Ну и как, хорошо поговорили?
– Понимаешь, мы…
– Да неужели?
Перед глазами у него маячила пустая тарелка.
И прямо в нее стали капать слезы.
– Да хорошо, хорошо мы поговорили! – проорал он. – Легче сдохнуть – как хорошо мы поговорили…
Пересадка сердца
– Что? – рассеянно переспросил он, лежа на спине и глядя в потолок.
– Что слышал, – ответила она, лежа на спине рядом с ним и держа его за руку, при этом не просто глядя в потолок, а уставившись в него с таким видом, как будто там действительно что-то было. – Понятно?
– Ну ладно, повтори еще раз, – сказал он в темноту.
– Я спросила, смог бы ты… заново влюбиться в свою жену, – выдержав долгую паузу, сказала она. – Вернее, хотел бы – или нет?
– Странный какой-то вопрос.
– Ничего странного. Все очень даже логично. Ведь это самое ценное, что может быть в жизни – когда жизнь складывается так, как и должна складываться жизнь. А тогда почему бы людям не влюбляться снова и снова в одного человека, чтобы продлить свое счастье? Ведь у вас с Анной была такая любовь…
– Ну да, была.
– Такое ведь не забывается.
– Это уж точно.
– Тогда скажи, только честно: ты бы хотел это повторить?
– Спроси лучше, мог ли бы я…
– Мог не мог, сейчас не об этом. Представь, что обстоятельства изменились наилучшим образом, что твоя жена вдруг стала опять такой же идеальной, какой была раньше, как ты ее описывал. А не как сейчас. Тогда – хотел бы?
Он повернулся и даже привстал на локте.
– Странная ты какая-то сегодня. Что-то случилось?
– Не знаю… Наверное, ничего – кроме того, что завтра мне исполняется сорок лет. А тебе через месяц – сорок два. Я слышала, что в сорок два года у всех мужиков едет крыша. Значит, у женщин она начинает ехать на два года раньше. Знаешь, я вдруг поняла, что мне ужасно стыдно. Стыдно за нас – и вообще за всех. Ну почему люди – такие сволочи? Почему они не могут просто любить одного и того же человека всю жизнь? Как им только совесть позволяет сначала любить одних, потом находить других – и с ними опять смеяться, и плакать, и все вообще, ну как?
Он протянул руку и дотронулся до ее щеки – она была влажной.
– Ты что, плачешь?
– Ничего я не плачу. Грустно все это – вот что я тебе скажу. И очень жалко людей. Нас жалко. И их жалко. И вообще всех. Неужели вот так было всегда?
– Думаю, да. Просто обычно об этом никто не говорит.
– А знаешь, я завидую тем, кто жил сто лет назад…
– Не завидуй тому, не зная