Он присмотрелся к регулировочным узлам, покрутил их, пока не смог посмотреть в циклопический глаз проектора. Снял кожух, чтобы изучить шестерни, колесики, двигатели.
Это устройство могло создавать яркую иллюзию жизни на большом экране, расположенном на другом конце зрительного зала, за балконом и партером.
Собственная жизнь Дукалиона, в своем первом десятилетии, часто представлялась ему как темная иллюзия. Со временем, однако, жизнь стала слишком реальной, заставив его ретироваться в карнавальные шоу и в монастыри.
Вернувшись с коробкой из-под обуви, полной каких-то бумаг, Желе замер, увидев, что Дукалион возится с проектором.
– Слушай, меня это нервирует. Это же старинная вещь. Трудно найти как запасные части, так и мастера. Проектор – сердце кинотеатра.
– Оно кровоточит. – Дукалион поставил кожух на место. – Логика открывает секреты любой машины, будь то проектор, реактивный двигатель или сама вселенная.
– Бен предупреждал, что ты слишком много думаешь. – Желе поставил коробку на стопку журналов. – В письме он послал тебе газетную вырезку, так?
– И она заставила меня пролететь полмира.
Желе снял с коробки крышку.
– Бен собрал много таких вырезок.
Дукалион взял верхнюю, посмотрел на фотоснимок, потом на заголовок: «ВИКТОР ГЕЛИОС ЖЕРТВУЕТ МИЛЛИОН СИМФОНИЧЕСКОМУ ОРКЕСТРУ».
Мужчина, запечатленный на фотографии, совершенно не изменившийся по прошествии стольких лет, потряс Дукалиона точно так же, как и совсем недавно, в монастыре.
Зигзаги молний рассекают чернильно-черную ночь, раскаты грома сотрясают темноту за высокими окнами. Мерцающий свет газовых фонарей освещает каменные стены просторной лаборатории. Электрическая дуга вспыхивает между медными электродами. Искры летят от перегруженных трансформаторов, машин, приводимых в движение поршневыми двигателями.
Гроза набирает силу, посылая молнию за молнией в штыри-сборщики, установленные на самых высоких башнях. Гигантская энергия уходит вниз, вливается в…
…него.
Он поднимает тяжелые веки и видит другой глаз, увеличенный прибором, напоминающим лупу часовщика. Потом лупа уходит вверх, и он видит лицо Виктора. Молодое, светящееся надеждой.
В белой шапочке, в запачканном кровью халате, этого создателя, новоявленного бога…
Руки так задрожали, что Дукалион выронил вырезанную заметку, и листок спланировал на пол проекционной.
Конечно, Бен приготовил его к этому, но шока все равно избежать не удалось. Виктор жив. Жив.
Больше ста лет Дукалион объяснял себе собственное долголетие очень даже просто: он – уникум, вошел в жизнь не так, как другие люди. А потому неподвластен