Брат Томас. Дин Кунц

исчез.

      С его открытым лицом и прямотой, свойственной уроженцам Среднего Запада, Леопольд никак не мог считаться расчетливым, хитрым, скрытным и лживым.

      Однако умел появляться и исчезать с внезапностью, которая иногда напоминала мне материализующегося и дематериализующегося призрака. Вот он здесь, а теперь его уже нет. Вот его нет, а теперь он уже здесь.

      Вместе с братом Костяшки я прошел каменным коридором во внутренний дворик крыла для гостей, а оттуда, открыв дубовую дверь, – в гостиную на первом этаже этого крыла.

      Мы направились к камину в северном конце комнаты и, пусть огонь и не горел, сели в кресла, лицом друг к другу.

      – После того как мы поговорили прошлой ночью, я обошел все кельи, – сообщил мне брат Костяшки. – Не имел на это права. Чувствовал себя соглядатаем. Но, похоже, поступил правильно.

      – Вы приняли ответственное решение.

      – Именно. Даже в прошлом, когда я работал на Мартинелли и не слышал голоса Бога, я иногда принимал такие решения. Скажем, если босс посылал меня к какому-то парню, чтобы я переломал ему ноги, а парень внимал голосу здравого смысла после того, как я ломал одну, вторую я оставлял целехонькой. Такие вот дела.

      – Сэр, из чистого любопытства… Когда вы начали подготовку к тому, чтобы стать монахом аббатства Святого Варфоломея, сколько длилась ваша первая исповедь?

      – Отец Рейнхарт говорит, два часа и десять минут, но мне показалось – полтора месяца.

      – Готов спорить, что показалось.

      – Так или иначе, некоторые братья оставляют двери приоткрытыми, другие нет, но ни одна не запирается. Ручным фонариком я от двери освещал каждую кровать. Пустой не нашел.

      – Кто-нибудь проснулся?

      – Брат Джеремия страдает бессонницей. Брата Джона Энтони мучила изжога после вчерашнего обеда.

      – Не следовало ему так налегать на соус «чили».

      – Я сказал им, что унюхал запах дыма, вот и решил проверить, не горит ли чего.

      – Вы солгали, сэр, – в шутку поддел я его.

      – Не ложь усадит меня в один котел с Аль Капоне, а один шаг по скользкому склону, где я находился раньше.

      И он истово перекрестился рукой, от одного вида которой по спине бежал холодок.

      Братья вставали в пять утра, умывались, одевались и в 5.40 выстраивались в главном внутреннем дворе, чтобы вместе войти в церковь на Matins и Lauds. То есть в два часа ночи все они спали, а не читали и не играли в «Гейм бой».

      – Вы заходили к послушникам, проверяли их?

      – Нет. Ты сказал, что брат, который лежал лицом вниз, был в черном, ты чуть не споткнулся об него.