Назаров моргнул, словно не веря собственным глазам. Монотонное пиканье кардиомонитора тонкими иголочками впивалось в барабанные перепонки.
– Я выйду на пару минут, – послышался голос доктора. – Поторопитесь. Больному нужен покой и тишина.
– А почему его не привязали? – вырвалось у Назарова.
Он приподнял край одеяла, заметил укороченную культю и вздохнул.
– Потому что он в глубоком наркозе, – объяснил реаниматолог. – И еще долго будет пребывать в таком состоянии. Не задерживайтесь. – С этими словами он вышел из реанимационной и закрыл за собой дверь.
Назаров улыбнулся. Улыбка эта вышла напряженной, словно кто-то невидимый растянул его рот, бесцеремонно сунув пальцы в уголки губ.
– Покой и тишина, – прошептал он, прошел к двери и вытащил из плотного конверта, приклеенного к ней, две карточки.
«Пономарева Надежда Ивановна, – про себя прочел он, посмотрел на следующую, и морщины на его лбу разгладились. – Конечно. Все совпадает. Покой и тишина. Назаров Геннадий Игоревич, он самый и есть».
Бородач вложил карточки обратно в конверт, подошел к кушетке, бросил взгляд на стол, стоявший у окна. Ларингоскоп, анестезиологические щипцы, хирургические электроотсасыватели, шприц, инъекционные иглы – все это было свалено в беспорядочную кучу.
Назаров поджал губы, бросил испытующий взгляд на изуродованное лицо человека, лежащего на кушетке.
– Ничего этого тебе уже не нужно. Привет, братик, – шепнул он.
Бородач посмотрел на капельницу, высившуюся у головы пациента, затем глянул на кардиомонитор, по черному экрану которого плавно скользили зигзагообразные линии. После этого взор посетителя остановился на внутривенном катетере, который торчал из запястья брата.
Назаров склонился над неподвижным телом, ногтем указательного пальца открыл колпачок инъекционного порта. После этого он расстегнул молнию на боковом кармане плаща, извлек оттуда небольшой сверток из марли. Внутри была бледно-зеленая перчатка из мягкой резины и крошечный пузырек из матового стекла. Бородач отвинтил крышку, уже собирался было влить содержимое флакона в инъекционный порт катетера, как внезапно оглянулся.
Ширма-перегородка стояла так, что он прекрасно видел старуху, привязанную к кушетке. Пожилая пациентка невидяще пялилась в потолок, ее желтые пальцы-когти инстинктивно сжимались и разжимались, как если бы она пыталась что-то ухватить. Из глотки вырывались клокочущие звуки.
«Это не свидетель», – шепнул внутренний голос, но Назаров уже и сам понял это.
Когда полупрозрачная