– Не море, а Персидский залив, – поправила его Маша и вздохнула: – Я все понимаю. Просто трудно смириться с мыслью, что поездка сорвалась, когда ты так настроена была, готовилась.
– Вот вернется твоя Виола оттуда, – пообещал Гуров, – привезет кучу фотографий, впечатлений и рассказов, и сразу возникнет ощущение, что мы там тоже с ней побывали.
– Ага, – засмеялась Мария, – если не мы в Эмираты, то хотя бы Эмираты к нам! Ладно, полковник, я не хандрю, я привыкла. Когда будет возможность, тогда и махнем!
Она провела рукой по гладко выбритой щеке мужа, потом притянула его голову к себе и прижалась теплыми губами к уголку его губ. Гуров очень любил этот ее жест, а Маша просто обожала свежевыбритые щеки мужа.
– Ну, ладно, полковник, тебе пора на работу, а мне готовиться к спектаклю. Виола отдыхает, а мне играть ее роли.
Они посмотрели друг другу в глаза. Это был как ритуал, сложившийся годами. Один взгляд, внимательный. Все хорошо? – Все хорошо! И тогда можно спокойно ехать на работу, и Маша может спокойно погружаться в свое творчество. А потом будет вечер, тишина их любимой уютной кухни и стол под абажуром. И вечерний чай, и тихий разговор о том, как прошел день, или ни о чем, просто разговор. И понимание, что все хорошо, что на душе спокойно. Это нужно было обоим. Понимание, что на душе мир и покой, что дом и вот этот абажур – незыблемое, центр их мира, то, что их объединяет. И тогда можно жить, работать, решать проблемы, сталкиваться со злом и бедами, но знать, что будет вечер, будет абажур и чай перед сном. И любимые глаза напротив.
Утренняя оперативка была отменена. Гуров посмотрел на часы, потом на широкую спину Крячко возле сейфа и предложил:
– А давай-ка еще по чашечке кофе?
– Давай, – согласился Станислав. – Эта погода сегодня навевает тоску и клонит в сон. Прошел бы уж приличный дождь, вымыл бы улицы, а потом снова солнце и голубое небо. А то ни туда ни сюда. Хмурится, давит на психику.
– Вот не знал, что у тебя психика такая нежная, – засмеялся Лев и пошел к столику в углу их кабинета готовить кофе. – Столько лет с тобой работаю бок о бок и всегда думал, что ты – кремень, скала.
– Тсс… – Крячко обернулся и опасливо посмотрел по сторонам. – Ты только никому не говори! А то еще узнают, что у меня нежная трепетная душа, что я по ночам стихи пишу, а поутру нюхаю цветы на лоджии.
Зазвонивший на столе внутренний телефон заставил замолчать обоих. Как-то вдруг стало понятно, что шуткам придется подождать. А возможно, и кофе тоже. Крячко поднял трубку, послушал и, отключившись, развел руками:
– Все. Попили. Орлов вызывает.
– Ну, пошли, – пожал плечами Лев и поставил на стол банку с кофе.
– Он тебя одного вызывает.
Когда Гуров вошел в кабинет начальника, генерал Орлов поднялся из-за стола и, протянув ему руку, произнес:
– Хочу компенсировать тебе сорвавшийся