И, уж тем более, не стоило затягивать с ответом на очередную реплику отца; единственного человека, спор с которым доставлял Марине наслаждение. Они не ссорились и не злились; каждый не стоял намертво на своем; спор был чем-то вроде фехтования: легкий выпад, укол, радость сиюминутной победы, и снова – в бой!
– Отец! Ты, как всегда, преувеличиваешь!
Марина придала голосу нисходящую интонацию, да и этот оборот «как всегда» выглядел сомнительно, но Марина надеялась «вытащить противника» на себя и тут, на своей половине, поразить его ловким ударом.
– Ничуть! – отозвался из соседней комнаты отец. – Все, что с тобой происходит, – это часть истории!
Да, он – опытный противник, но Марина не собиралась сдаваться без боя. Следующий выпад – преувеличение, и оно наверняка заставит отца возмутиться. Раскрыться.
– Ну, разумеется. Я ведь – такая важная персона!
Отец парировал легко.
– Люди, которые жили за тысячу лет до тебя, тоже так считали. А теперь – ты изучаешь их жизнь, – отец немного покряхтел; он не терпел неточностей – ни в мыслях, ни в формулировках. – Или правильнее было бы сказать – изучаешь их жизни?
Уловка. Вот – ключевое слово. Отсюда и надо начать новую атаку.
– Однажды я попалась на эту уловку. И пошла по твоим стопам.
– Ты жалеешь об этом?
Грозный выпад отца. Он прицепился к слову. Надо грубо отбивать.
– Нет! – и тут же – в контратаку. Теснить его, теснить маленькими шажками. – Но мир изменился. Сейчас гораздо важнее физика, химия. Что там еще? Информационные технологии?
Ну? Дело за тобой! Отец, как всегда (а вот тут этот оборот был уместен), ответил неожиданно.
– Да! Ты права! Но они тоже когда-нибудь станут частью истории. История – вот наука, которая дает ответы на все вопросы.
Загнал в угол, и кончик шпаги – перед ее лицом. Потянуть время.
– На все?
– По крайней мере, на самые важные.
Укол. Надо признать. Тем более, что он прав.
– Один-ноль! Сейчас только девять утра, а ты уже – ведешь в счете. Не знаю, как, но ты опять меня убедил. Для этого нужен особый талант!
– Отцовский!
Отец милосерден. Он опустил шпагу и сделал шаг назад. Марина рассмеялась.
– Ты – хитрец! Ты – самый настоящий хитрец!
Марина уже натянула джинсы и футболку, подошла к двери отцовской комнаты и хотела постучать, но… Дверь была открыта.
В глубине комнаты Марина увидела зеркало, завешенное кисеей, письменный стол, и на столе – фотографию с нижним левым углом, опоясанным черной лентой.
На нее глядел отец. Улыбчивый человек в очках, с бородкой и с усиками, в клетчатой шляпе с мягкими круглыми полями. Сергей Николаевич Поляков.
Марина застыла на пороге.
– Отец! Прости! Я никак не могу привыкнуть, что тебя больше… – Марина осеклась. Слово «нет» произнести не могла.
Отца убили пять дней назад.