– Может, это беженцы? – предполагаю я.
Сага не согласна.
– Они только что прибыли. А девочку убили сто лет назад.
Она права. Это не могут быть беженцы.
Дверь магазина распахивается, и выходит мужчина папиных лет. Крупный, полный, одетый как биржевые брокеры из телесериала, который я смотрел вчера. Коричневое пальто пузырится на животе. Мужчина смотрит на нас.
За ним выходит мужчина помоложе и Малин, полицейский, которая строит из себя черт знает что, только потому что получила работу в Катринехольме.
Так, во всяком случае, говорит папа.
Полицейские бегут к большому черному джипу, припаркованному у дома.
– Вот дерьмо! Куда это они так спешат? – спрашивает Сага.
– Наверно, что-то случилось.
Мы разворачиваемся и идем прочь.
Сага закидывает школьную сумку на плечо.
– Я могу зайти к тебе ненадолго. Мамаши все равно нет. Она собиралась к Бьёрну.
Бьёрн Фальк – новый хахаль Сагиной мамы. Настоящий придурок. Носит бейсболку круглый год и водит супердорогую тачку, купленную на деньги, доставшиеся ему в наследство, которое он быстро промотал.
– Хочешь? – спрашивает Сага. – Чтобы я зашла?
Я думаю о папе, грудах пивных банок и мусоре в кухне. О диване, который он превратил в кровать, и клетчатом пледе, который вечно накинут на его плечи.
– Можно. Но мне нужно спросить у папы. Я тебе пришлю смс, когда буду знать.
Сага кивает и морщится от сильного ветра.
– Тогда увидимся.
– Ага.
Она быстрым шагом уходит в направлении церкви. Сумка прыгает на ее плече.
Как и ожидалось, когда я прихожу домой, папа спит на диване. Храп слышно уже в прихожей. Звучит так, словно в комнате дрыхнет огромная кошка. В комнате затхлый запах пота, теплого пива и покупной еды. Клетчатый плед сполз вниз и валяется на полу.
Я нагибаюсь поднять его и вижу, что что-то торчит из-под дивана. Присаживаюсь на корточки, вытягиваю вперед руку и щупаю холодный цилиндрической формы металлический предмет.
До меня не сразу доходит, что это дуло охотничьего ружья.
Но что оно делает здесь, под диваном?
У папы нет лицензии на оружие, но случается, что он ходит на охоту с ружьем, позаимствованным у Улле. Но не помню, когда они в последний раз были на охоте.
Я осторожно заталкиваю ружье поглубже под диван. Оно скребет о пол. Папа дергается и что-то бормочет во сне.
В гостиной появляется Мелинда и поднимает руки, сигнализируя мне сохранять тишину.
– Не буди его, – шепчет она. – Он был в дерьмовом настроении, но я приготовила пожрать, и он отрубился.
У меня возникает ощущение, что она говорит о папе, как о маленьком неразумном ребенке. Словно это мы с Мелиндой родители, а папа – наш сын.
Мы идем в прихожую.
– Что-то случилось? – спрашиваю я.
– В смысле?
– Почему у него было плохое настроение?
– Не знаю, честно говоря. Он не хотел об этом говорить. Но по нему видно было. Знаешь, как он обычно делает. Ходил