Мы верим во что хотим. И в то, что нам нужно. Не исключено, что между желанием и необходимостью нет никакой разницы. Я не знаю. Вот что мне доподлинно известно, так это что истина может от нас ускользать, скрываясь за предрассудками, белыми пятнами и алчными сердцами, которые так страстно стремятся к покою. Но она оказывается всегда рядом, если мы откроем глаза и попытаемся ее увидеть. Если действительно приложим для этого усилия.
Когда мы с сестрой три года назад исчезли, на всех будто напало ослепление.
Машину Эммы нашли на песчаном берегу. В ней, на водительском сиденье, – ее кошелек. В кошельке ключи. Туфли обнаружились на отмели, у самой кромки воды. Некоторые предположили, что она приехала туда на вечеринку либо повидаться с другом или подругой, которые так и не пришли. А может, просто поплавать. И утонула. Может, случайно. А, может, покончила с собой.
Но все пребывали в полной уверенности, что Эмма умерла.
Что касается меня, то здесь все выглядело гораздо сложнее.
На момент исчезновения мне было пятнадцать лет. В таком возрасте Эмма никогда не брала меня с собой на пляж. В то время она уже заканчивала школу и считала меня лишь досадной помехой. Мой кошелек лежал на кухне. На песке не нашли ни одной моей вещи. Более того, по словам мамы, из дома не пропал ни один из предметов моей одежды. А мамы в таких делах смыслят, не так ли?
Но в автомобиле Эммы отыскались мои волосы, и некоторые ухватились за этот факт, хотя она возила меня в нем бесчисленное количество раз. Ухватились только потому, что если я не поехала с ней на пляж, если не утонула тем вечером в океане, не исключено, что бросившись ее спасать, то куда я тогда подевалась? Нашлось немало таких, кому было просто необходимо полагать, что я умерла, потому что строить догадки и предположения на сей счет было трудно.
Другие терзались сомнениями. Их разум допускал возможность случайного совпадения. Одна сестра приехала на пляж и утонула. Другая либо убежала, либо стала жертвой похищения. Однако беглянки, как правило, берут с собой какие-то вещи. Значит, ее похитили. Но… с такими как мы, подобных ужасов не бывает.
Тот вечер выдался необычный, что давало лишний козырь приверженцам теории совпадения. Мама рассказала всем историю, пленившую аудиторию и позволившую ей завоевать симпатии окружающих в достаточной степени, чтобы утолить жажду популярности. Я видела это у нее в глазах, когда смотрела новостные каналы и ток-шоу. Она поведала, что мы с Эммой поссорились, во всех подробностях описав, как пронзительно кричали и плакали ее девочки-подростки. Потом, по ее словам, стало тихо. Когда стемнело, от дома отъехала машина. Она видела ее огни в окно спальни. Когда мама об этом рассказывала, по ее щекам катились слезы, и вся студия хором вздыхала.
В поисках ответов нашу жизнь разобрали по винтикам. Социальные сети, друзья, текстовые сообщения и дневники. Все подверглось тщательному изучению и анализу. Она рассказала, как мы поссорились из-за ожерелья. Я купила его Эмме перед началом учебного года. Выпускной класс! Такое ведь бывает раз в жизни. А Касс позавидовала. Она всегда ревновала сестру.
За этой тирадой вновь последовал поток слез.
Пляж расположен на берегу пролива Лонг-Айленд. Особых течений в том месте нет. Во время отлива приходится долго брести в воде, пока она дойдет до колен. В часы прилива волны накатывают на лодыжки столь плавно и нежно, что ты их почти не замечаешь, а ноги не проваливаются в песок, как на побережье Атлантики к северу от нас. Поэтому утонуть здесь довольно трудно.
Помню, я смотрела мамино выступление по телевизору. Из уст ее лились слова, из глаз слезы. По такому случаю она купила себе новый наряд, темно-серый классический английский костюм, и туфли от одного итальянского дизайнера, который, как она нам однажды сказала, был лучшим и подтверждал наш статус в этом мире. Я могла с уверенностью это заявить по форме мыска. В свое время она очень много рассказывала нам об обуви. Не думаю, что ей верили из-за туфлей. Но все же верили. Я чувствовала это даже через экран телевизора.
Может, мы просто не выдержали прессинга нашей частной школы. Может, договорились на пару укоротить себе жизнь. Может, набили карманы камнями, а потом, как Вирджиния Вульф, медленно побрели к своим могилам на дне океана.
Но куда в таком случае подевались наши тела?
Новостные шоу продолжались шесть недель и четыре дня. Мама, какое-то время побыв знаменитостью, вновь превратилась в обыкновенную старую Джуди Мартин – или миссис Джонатан Мартин, как она предпочитала себя называть – до этого миссис Оуэн Таннер, а еще раньше Джудит Льюэн Йорк. Все не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Йорк – ее девичья фамилия, которую она носила, пока не вышла замуж, сначала раз, потом второй. Двое мужей по нашим временам – не так уж много.
Мы с Эммой родились в первом браке, когда она была замужем за Оуэном Таннером. Эмму назвали в честь мамы нашего отца, умершей от сердечного приступа в возрасте семнадцати лет. Мое же имя, Кассандра (сокращенно Касс), мама позаимствовала из книги, которую читала в детстве. По ее утверждениям, оно придает человеку видимость