– Что ты хочешь за свою доску, сынок? Я куплю ее.
Но Тутмес покраснел и сказал:
– Моя письменная доска не продается. Другу я бы ее подарил.
Птахор улыбнулся и сказал:
– Хорошо, значит, будем друзьями и доска моя.
Потом он еще раз внимательно посмотрел на доску, усмехнулся и разбил ее вдребезги о камень. Все ахнули, а Тутмес смутился и попросил прощения, если Птахор обиделся.
– Могу ли я сердиться на воду, в которой вижу свое отражение? – спросил Птахор с теплотой в голосе. – Но глаз и рука рисовальщика – это сильнее, чем вода. Поэтому я знаю теперь, как выглядел вчера, и не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня таким. Вот почему я разбил доску, но я признаю тебя художником.
Тутмес даже подпрыгнул от радости.
Затем Птахор обратился к моему отцу и, указывая на меня, торжественно произнес старинную формулу врача, приступающего к лечению:
– Я берусь его поправить.
И, указав на Тутмеса, сказал:
– Сделаю, что могу.
Оба они рассмеялись, очень довольные. Отец положил руку мне на голову и спросил:
– Синухе, сын мой, хотел бы ты стать лекарем, как я?
Слезы набежали мне на глаза и к горлу подступил комок, так что я не мог ничего сказать, а только кивнул в ответ. Я оглядывался кругом, и двор был мне мил, и смоковница была мне мила, и выложенный камнем водоем был мне мил.
– Сын мой, Синухе, – сказал отец, – хотел бы ты стать целителем гораздо искуснее и лучше меня, владыкой жизни и смерти, в руки которого человек любого звания и положения вверяет с надеждой свою жизнь?
– Не таким, как он, и не таким, как я, – сказал Птахор, и его спина распрямилась, а взгляд стал мудрым и острым, – но настоящим врачом. Ибо всех выше настоящий врач. Перед ним и фараон гол, и самый богатый равен бедному.
– Конечно, я бы хотел стать настоящим врачом, – промолвил я робко, так как был еще мальчик и ничего не смыслил в жизни, не знал, что старость всегда старается сохранить свои мечты и разочарования, переложив их на молодых.
А Тутмесу Птахор показал золотой браслет у себя на запястье и молвил:
– Читай!
Тутмес разобрал по складам выгравированные там иероглифы и, замявшись, прочел:
– «Хочу испить полную чашу!»
– Не усмехайся, постреленок, – сказал Птахор с упреком. – Тут речь не о вине. А если хочешь стать художником, ты должен требовать свою чашу сполна. В настоящем художнике людям является сам Птах, творец и созидатель всего сущего. Художник – это не просто вода или зеркало, а нечто большее. Правда, искусство часто бывает льстивой водой и лживым зеркалом, но все-таки художник – это больше чем гладь воды. Требуй свою чашу сполна, сынок, и не довольствуйся тем, что тебе скажут, а больше верь своему ясному глазу.
После этого он пообещал, что вскоре меня вызовут для поступления учеником в Дом Жизни и что он постарается,