Умен, мерзавец!
Весьма маловероятно, что он совершит ошибку, могущую повлечь его падение. Это очень опасный противник, и он пришел надолго. Злосчастный господин Тосин не выдерживает с ним никакого сравнения. Я был весьма удивлен, когда этот последний отделался опалой и ссылкой в провинцию: я предполагал, что Тагино этим не ограничится. Впрочем, что отложено – не отменено, и за жизнь Тосина я опасаюсь всерьез, хотя и сочувствия к нему не испытываю…
Лицо Тагино перекосилось, он с проклятием стиснул пергамент в кулаке. Будь ты проклят, хитрец Юкенна! Этого твоего письма король, разумеется, не увидит – я уж об этом позабочусь! Но кто может поручиться, что нет и других писем? Что ты не выразил озабоченности судьбой Тосина в каком-нибудь официальном донесении – а его я королю должен представить? Что болван Нигори не показал королю какого-нибудь письма с подобным содержанием, чтобы доказать, что недаром Тосин держал его на этой должности? И подумать только – мелочь, пустяк, а как же она меняет все мои планы! Во всяком случае, на ближайшее время. Несчастный случай с опальным Тосином придется отложить, и, может быть, надолго. Опасно министру оставлять своего опального предшественника живым – но вызывать подозрения еще опаснее. Безвременная смерть настигнет господина бывшего Главного министра еще не скоро. Если бы не Юкенна! Это ведь только глупец Тосин мог недооценить молодого посла зелен еще, неискушен в интригах, постоянно дурачится… да разве можно его принимать всерьез! Тагино не обольщался шутовскими выходками долгосрочного посла в ненавистном Загорье. Уж если Юкенна смог привлечь на свою сторону Мэдэтая – хотя бы на время, хотя бы для видимости, – то справиться с Юкенной совсем непросто. На это придется потратить не год и даже не два. Но дело того стоит.
Так, значит, я – опасный противник? Спасибо на добром слове, господин Юкенна! Спасибо и за то, что вы уверены, что я пришел надолго. А я уж постараюсь оправдать ваши предположения. Следует отдать вам должное – вы и сами противник достойный. Я этого не забуду.
Господин министр Тагино встал и медленно, лениво потянулся, будто только что прочитанное письмо не только не заинтересовало его, но даже наскучило до зевоты, словно он едва не задремал над незначительным нудным посланием. Сейчас никто не мог увидеть Тагино, и нужды притворяться не было… но это ровным счетом ничего не значит. Если человек привык хотя бы наедине с собой не притворяться, не прятать сокровенные мысли и надежды, если он позволяет себе быть самим собой хотя бы в собственной постели, укрывшись одеялом, его песенка спета. Недалек тот час, когда он, забывшись, проявит свою истинную натуру в присутствии посторонних. Одна неосторожная фраза, одно слово,