Германия на заре фашизма. Андреас Дорпален

из Доорна ни за что бы ни последовало, если бы не была, наконец, урегулирована старая проблема отъезда императора в Голландию в 1918 году. Это была нелегкая задача, поскольку маршал был весьма осведомленным источником информации. В августе 1920 года он согласился опубликовать еще одно заявление в защиту бывшего императора, правда, оно оказалось не более полезным, чем предыдущее: кайзер не бросил свою армию, а был покинут собственным народом и уехал только для того, чтобы избавить страну от ужасов гражданской войны и возобновления противником военных действий. И снова ничего не было сказано о роли Гинденбурга в тот день – а именно это был тот самый главный вопрос, который Вильгельм так желал прояснить.

      Бывший монарх был не единственным, кто настаивал на прямом заявлении от маршала. Вопрос об отношении Гинденбурга к событиям 9 ноября продолжал дебатироваться в кругах правых. «Что удерживает маршала от дачи объяснений, которые ликвидируют сомнения тысяч людей? Ведь у нас есть сомнения…» – вопрошал один из лидеров фрайкора. Гинденбург должен заговорить, сказали Вестарпу представители Национального собрания. Он должен прямо и откровенно объяснить, что произошло, и тем самым положить конец многочисленным измышлениям по поводу дезертирства кайзера. Все эти разговоры, несомненно, волновали маршала; вместе с непрерывными требованиями бывшего императора, чтобы он сделал более определенное заявление о своей роли в событиях того злосчастного ноябрьского дня, они привели к написанию в июле 1922 года письма Вильгельму, освещающего этот вопрос.

      И снова заявление маршала не вполне отвечало чаяниям монарха, и лишь два месяца спустя он подтвердил его получение. В своем ответе он ясно давал понять, насколько ему неприятен тот факт, что заявление маршала последовало с таким опозданием. «Я благодарен вам за то, что вы, наконец, сделали этот шаг, необходимый для восстановления исторической правды и защиты моей чести и чести моей семьи». В заключительной части письма он намекнул, что совет, данный Гинденбургом (он, наконец, признал это) 9 ноября, был крайне неудачным.

      После этого бурного обмена мнениями переписка между ними вернулась в обычное русло – привычной вежливости и любезности. Гинденбург, преданный слуга своего императора, никогда не позволил бы себе проявить раздражение или разочарование действиями монарха. А Вильгельм понимал, что, учитывая небывалую популярность маршала, может помышлять о возвращении на трон только с его помощью. Принимая во внимание свою зависимость от Гинденбурга, он не мог допустить, чтобы их отношения испортились.

      Делались попытки заручиться поддержкой маршала и от имени баварского претендента на трон – кронпринца Рупрехта. Чтобы втянуть его в баварское движение, имевшее целью реставрацию монархии, один из советников Рупрехта попытался убедить Гинденбурга перебраться в Мюнхен. В Мюнхене с его монархическими настроениями, настаивал он, маршал будет чувствовать