– Не драматизируй, – сказала она. – Почему ты все драматизируешь, Билли?
– Да уж больно драматично у нас все получается. Будь ты здесь час назад, ты такого вопроса, наверное, не задала бы.
Медленно и устало Сьюзен подошла по траве к брату.
– Такая прелестная ночь, – сказала она.
– Наверное, – согласился Билли. – Да, пожалуй, ее можно назвать прелестной.
Ему было уже пятнадцать – старшеклассник, – однако он не повзрослел, а словно бы упрочился в своего рода угрюмом, затянувшемся детстве. Увлечений у него не было. Одежду он носил смешную – латаные расклешенные брюки и цветастые, слишком просторные рубашки. Дружбу с ним водила только горстка хиппи и хулиганов, слонявшихся вокруг школы, точно бездомные коты. Тодд был с ним достаточно обходительным, однако Сьюзен знала – на самом деле, Билли ему не нравился. Нет, не так, Тодду нравились все. Билли он попросту не уважал. Считал его странноватым, чудным. Говорил: “По-моему, он чокнутый, твой братец”.
– Из-за чего ругались? – спросила она.
– Какая разница? Разве причина так уж важна?
Он с силой затянулся. Лицо его казалось состоящим из заострений и пустот. Костлявые выступы носа и подбородка, скулы отсутствуют, губы напрочь отказываются приобретать хоть какую-то форму. Усыпанная прыщами кожа. Сьюзен боялась, что эта его незавершенность может сохраниться навсегда.
– У папы сейчас трудное время, – сказала она. – Столько всяких обязанностей. Я думаю, нам следует набраться терпения.
– Разумеется, – ответил Билли. – Шла бы ты в дом. Тут холодно.
– Ничего. Кстати, откуда у тебя сигарета?
– Я много чего делаю, о чем ты не знаешь. У меня своя жизнь, совсем другая.
Она кивнула.
– Пожалуй, я все-таки пойду, – сказала Сьюзен. – Ужасно устала.
– Ладно.
– Просто он иногда теряет власть над собой, – сказала Сьюзен. – Но, по-моему, папа меняется к лучшему. Старается. Нужно просто потерпеть.
– А ты не заметила, что вещей он не ломает? – спросил Билли. – Я раньше тоже так думал. Что он просто теряет власть над собой. Но после сегодняшнего скандала мне попалась на глаза стеклянная курочка, та, что на подоконнике стоит. И знаешь? Сколько я себя помню, она всегда была у нас, стояла на самом виду, и он ни разу ее не тронул. Так что я начинаю думать, знаешь ли, что ему хочется причинять нам боль. Он понимает, что делает. Если бы он и вправду терял власть над собой, то давным-давно расколотил бы эту курочку.
– Он тебя ударил?
– Папочка? Ну что ты. Он меня отродясь пальцем не тронул.
– Билли. Выйди сюда, на свет.
– Я в полном порядке.
– Что случилось? Расскажи.
– Ну,