Раз бразды правления держала такая слабая рука, неудивительно, что против сына Валериана восстала целая толпа узурпаторов из всех провинций империи. Вероятно, умело придуманное кем-то сравнение тридцати римских тиранов с тридцатью тиранами Афин навело автора «Истории августов» на мысль указать это знаменитое число, которое затем постепенно воспринял и народ. Но это сравнение бесплодно и неудачно со всех точек зрения. Что общего можем мы найти между советом из тридцати человек, совместно угнетавших один город, и неточным списком одиночек-соперников, которые беспорядочно возникали и гибли по всему простору огромной империи? Кроме того, их число можно довести до тридцати, только если включить в список женщин и детей, которые были почтены императорским титулом. При всех безумствах Галлиена его правление породило только девятнадцать претендентов на трон. Это были Кириад, Макриан, Балиста, Оденат и Зенобия на Востоке; в Галлии и западных провинциях – Постум, Лоллиан, Викторин и его мать Виктория, Марий и Тетрик; в Иллирике и дунайских областях – Инген, Региллиан и Авреол; в Понте – Сатурнин; в Исаврии – Требеллиан; Пизон в Фессалии; Валент в Ахайе; Эмилиан в Египте; Цельс в Африке. Привести здесь смутные свидетельства о жизни и смерти каждого из них – задача, которая требует много труда и не принесет пользы ни для поучения, ни для развлечения. Мы можем ограничиться перечислением нескольких общих признаков, которые особенно ярко очерчивают
Автор: | Эдвард Гиббон |
Издательство: | |
Серия: | |
Жанр произведения: | История |
Год издания: | 0 |
isbn: | 5-9524-1575-X |
заняться, живость нрава и одаренность помогали ему добиться успеха, но поскольку среди его дарований не было рассудительности, он перепробовал все искусства, кроме тех, которые были важны, – войны и управления страной. Он был знатоком нескольких интересных, но бесполезных наук, легко находившим слова оратором, изящным стихотворцем, искусным садовником, прекрасным кулинаром и никудышным правителем. Когда важнейшие и чрезвычайные для государства обстоятельства требовали его внимания, он беседовал с философом Плотином, тратил время на пустячные удовольствия или разврат, готовился к посвящению в греческие мистерии или добивался для себя места в афинском ареопаге. Его дорогостоящее великолепие казалось оскорбительным при всеобщей бедности, а смешная торжественность триумфов порождала более глубокое чувство – стыд за опозоренное общество. Приходившие одно за другим сообщения о вражеских вторжениях, поражениях и восстаниях он встречал беспечной улыбкой и, с подчеркнутым презрением перечисляя некоторые товары, которые производились в потерянной провинции, беззаботно спрашивал, рухнет ли Рим от того, что перестанет получать полотно из Египта и аррасские ткани из Галлии. Однако в жизни Галлиена было несколько коротких промежутков, когда он, выведенный из себя каким-нибудь недавним оскорблением, внезапно становился бесстрашным солдатом и жестоким тираном до тех пор, пока, насытившись кровью или устав от сопротивления, не возвращался в свое естественное состояние души – мягкость и беззаботность.