Презренный Джан Галеаццо Сфорца, царствующий миланский герцог, несмотря на молодость, уже изрядно устал от удовольствий и развлечений, которые позволял ему дядя и опекун Людовико Моро (неодобрительно относившийся к такому времяпрепровождению). Людовико был из тех людей, у которых жажда власти воистину неутолима, а его жена, Беатрис д'Эсте, принадлежавшая к герцогскому дому Феррара, добавляла к его амбициям собственное неуемное честолюбие. Хотя ей не было и двадцати, когда Александр VI взошел на папский трон, Беатрис д'Эсте уже четко определила цели и пути их достижения. Она была крайне своенравной женщиной, сочетавшей изысканное изящество с тонким умом и болезненным самолюбием, и больше всего на свете ненавидела женщину, лишившую ее, как она считала, положения первой дамы Милана, – благородную Изабеллу Арагонскую, жену Джана Галеаццо. Безусловно, следует признать, что убедить Моро пригласить в Италию чужеземца, чтобы разгромить ненавидимую арагонскую династию, могла только обладающая определенными качествами Беатрис, однако вряд ли одна женщина могла бы нести ответственность за серьезные события, которые должны были вскоре последовать. В данный момент это была историческая неизбежность. Беатрис действительно «гениально» разжигала борьбу между Сфорца и Неаполем, и, хотя она, возможно, испытывала муки ревности (насколько мне известно, не найдено никаких писем Беатрис Лукреции), тем не менее согласилась с планом Асканио, согласно которому не следовало упускать такого важного заложника, каким являлась дочь папы римского.
Асканио незамедлительно приступил к внимательному изучению генеалогического древа своей семьи. Рассматривая боковые ветви, он наткнулся на Джованни Сфорца, носящего титул графа де Котиньола и синьора Пезаро, небольшой папской вотчины на границе с Романьей. Джованни, похоже, имел все необходимые качества. Двадцатишестилетний вдовец (его женой была Маддалена де Гонзага), получивший гуманитарное образование, и если его внешность оставляла желать лучшего (это еще мягко сказано), то ему нельзя было отказать в умении одеваться со вкусом и вести светский образ жизни. Он был чрезвычайно тщеславен и корыстен, но по сравнению с пышным великолепием миланских родственников находился практически на уровне плебея.
Итак, Джованни Сфорца был немедленно вызван в Рим, куда и прибыл