Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945. Ганс Ульрих Рудель

всего на несколько лет моложе меня, но он до сих пор ведет себя по-мальчишески. Невозможно сердиться на него, каким бы неприятным ни был его проступок. Он весел и полон энергии; принимает жизнь во всей ее полноте. В полдень по воскресеньям я обычно отправляюсь в горы. Перед пропускным пунктом находится автобусная остановка, и я сажусь в автобус, чтобы добраться до города. Когда я вижу тень от автобуса, то замечаю на крыше фигуры. Обычно на крышу забираются подурачиться – особенно когда по тротуару идет девушка. По головным уборам я понимаю, кто это. Это солдаты из нашей части, но определенно не мои подчиненные, поскольку я неоднократно оглашал строгий приказ для военнослужащих не кататься на крышах автобусов. Довольно ядовито я замечаю сидящему рядом лейтенанту наземного подразделения:

      – Эти парни, должно быть, ваши.

      Чуть высокомерно он отвечает:

      – Вы будете смеяться, но это ваши.

      Когда солдаты прибывают в Грац, я приказываю им доложиться мне в одиннадцать утра в понедельник. Они прибывают в указанное время получить то, что заслужили, и я говорю:

      – Что, черт побери, это значит? Вы нарушили приказ. Это неслыханно!

      По их лицам я вижу, что они хотят что-то сказать, и спрашиваю, что они могут сказать в свое оправдание.

      – Мы думали, что не делаем ничего предосудительного, если с нами офицер Якель.

      Я поспешно распускаю их, едва сдерживая смех. Затем представляю себе Якеля, скорчившегося на крыше автобуса. Когда я спрашиваю Якеля, зачем он подвергает себя опасности, он делает такое невинное лицо, что я не могу не улыбнуться.

      Через несколько дней в Граце мы с трудом избегаем неприятного инцидента во внеслужебное время. Планерный клуб уговорил меня буксировать их планер на древнем чешском биплане, поскольку у них не было пилотов. Я согласился, и поскольку это было в нерабочее время, то взял с собой свою жену, которая очень интересовалась полетами. Через два с половиной часов полета я запросил землю: сколько бензина осталось? Индикатор топлива не работал. Меня уверили, что топлива на четыре часа; я могу продолжать полет, ни о чем не волнуясь. Я поверил этому уверению и направился обратно к аэродрому. Когда мы пролетали на низкой высоте над картофельным полем, двигатель заглох. У меня было только время крикнуть: «Крепко держись!» – поскольку я знал, что моя жена не привязалась, – и пошел вниз на борозды. Самолет перескочил какую-то канаву, а потом благополучно пробежал до кукурузного поля. Мы достали немного бензина, и я взлетел снова с поля, чтобы приземлиться на аэродроме, находившемся в трех километрах.

      Как много моих коллег, особенно из люфтваффе, прошли сквозь кровопролитные бои с врагом без единой царапины только для того, чтобы погибнуть в какой-нибудь совершенно глупой гражданской аварии! Этот инцидент подтвердил истину, что в воздухе надо быть столь же осторожным в элементарном полете, как и в самой трудной атаке. Вместе с тем во время боевых действий нужно всячески