Эти струи исполнены, плавным несясь серебром
К лону чёрных морей мимо первопрестольного
Киева
Вместе с братом Днепром.
И люблю я смотреть, как прибрежьями, зноем
сожжёнными,
Загорелые бабы спускаются к праздной воде,
И она, переливами, мягко-плескучими, сонными,
Льнёт к весёлой бадье.
Это было всегда. Это будет в грядущем, как
в древности,
Для неправых и правых – в бесчисленные
времена,
Ибо кровь мирозданья не знает ни страсти,
ни ревности,
Всем живущим – одна.
1950
Весной с холма
С тысячелетних круч, где даль желтела нивами
Да тёмною парчой душмяной конопли,
Проходят облака над скифскими разливами —
Задумчивая рать моей седой земли.
Их белые хребты с округлыми отрогами
Чуть зыблются, дрожа в студёных зеркалах,
Сквозят – скользят – плывут подводными
дорогами,
И подо мной – лазурь, вся в белых куполах.
И видно, как сходя в светящемся мерцании
На медленную ширь, текущую по мху,
Всемирной тишины благое волхвование,
Понятное душе, свершается вверху.
Широко распластав воздушные воскрылия,
Над духами стихий блистая как заря,
Сам демиург страны в таинственном усилии
Труждается везде, прах нив плодотворя.
Кто мыслью обоймёт безбрежный замысл Гения?
Грядущее прочтёт по диким пустырям?
А в памяти звенит, как стих из песнопения:
Разливы рек её, подобные морям…
Всё пусто. И лишь там, сквозь клёны
монастырские,
Безмолвно освещён весь белый исполин…
О, избранной страны просторы богатырские!
О, высота высот! О, глубина глубин!
1950
Плотогон
Долго речь водил топор
С соснами дремучими:
Вырублен мачтовый бор
Над лесными кручами.
Круглые пускать стволы
Вниз к воде по вереску.
Гнать смолистые плоты
К Новгороду-Северску
Эх,
май,
вольный май,
свистом-ветром обнимай.
Кружит голову весна,
Рукава засучены, —
Ты, река моя, Десна,
Жёлтые излучины!
Скрылись маковки-кресты
Саввы да Евтихия,
Только небо да плоты,
Побережья тихие…
Ширь,
тишь,
благодать, —
Петь, плыть да гадать!
Вон в лугах ветрун зацвёл,
Стонут гулом оводы,
Сходят девушки из сёл
С коромыслом по воду:
Загородятся