– Готова? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Я тебе сказала, я не хочу слушать эту дурацкую кассету.
– Хочешь, – сказал он. – Просто пока еще этого не знаешь.
Он потянулся и надел на нее наушники. Она почувствовала запах его тела, смесь сигаретного дыма, пота и несвежего дыхания. Она уже собиралась сорвать наушники, когда услышала пыльное потрескивание, словно статику, в начале записи, а потом запел мужчина, под резкие аккорды акустической гитары. Голос у него был высокий и печальный, он немножко не попадал в ноты. Он напомнил ей то чувство, которое возникло, когда она выпила водки, словно вся планета навалилась на нее, прижимая к полу.
Когда песня закончилась, она вытащила наушники, и они повисли у нее на шее.
– Это ты? – спросила она. – Ты пел?
Вид у него был довольный.
– Девочка, это не я. Это Чарли.
– Кто?
– Чарли. Чарльз Мэнсон. Ты не знаешь Чарли?
– Он певец?
– Был. Пока не убил кучу народу в каньоне Бенедикт.
Джессика бросила на него сердитый взгляд.
– Ты меня напугать пытаешься?
– Ни в жизни, – сказал он. Положил ей руки на плечи. – Чарли был певцом, мог бы стать звездой. Девушки его обожали. Любили даже больше, чем ты любишь Акселя, а он любил их в ответ. Они всюду за ним ездили – Мэри, Сьюзен, Линда и остальные. Но потом они убили ту женщину, и ее ребенка, и еще кучу народу, и теперь его заперли, и их тоже, и вся семья рассеяна по миру, но они так и продолжают друг друга любить, каждую минуту, каждый день, и об этом все эти песни.
– Чушь какая-то, – сказала Джессика, выкручиваясь из его рук. – Я не понимаю, о чем ты, но, по-моему, тебе надо отсюда уйти.
– Но тебе же понравилась эта песня, – сказал он. Голос у него стал мальчишеский, почти просящий. – Я знал, что она тебе понравится. Поэтому и принес тебе кассету.
– Я не знала, что ее написал убийца!
– Прости, – сказал он. – Ты права. Я не должен был рассказывать тебе про Чарли. Я не хотел тебя пугать, честно.
Она взглянула на него, ничего не понимая. Руки у него были загорелые и сильные, поросшие густыми черными волосами, но ресницы были другого цвета, красновато-золотистые, как у Акселя.
– Можешь взять кассету, если хочешь, – сказал он, поднявшись. – Послушай все песни. Мне кажется, лучшая «Детка, смотри, во что играешь», но «Прекратись» мне тоже нравится, и «Больной город» тоже. Может быть, ты со мной согласишься. А может, и нет. Это нормально. Все песни отличные, правда.
Он открыл плеер, сунул кассету обратно в футляр, глядя в землю, словно был слишком смущен, чтобы смотреть Джессике в лицо.
Она взяла кассету и сунула ее в рюкзак.
– Спасибо, – сказала она.
– Послушаешь?
– Конечно.
– Отлично! Может, сможешь где-нибудь найти плеер. Я бы дал тебе этот, если бы мог, но не могу. Прости.
– Все в порядке. Я что-нибудь придумаю.
Она думала, что он уже уходит, но он присел