Все верно: пора было перейти к причине, по которой они сейчас находятся в этой тесной комнате.
– Эта.
Изабел вытащила картину из стопки и вытянула руки наподобие мольберта, хотя полотно было не слишком большим: фута два на три.
Дженкс изучал полотно с таким же вниманием, как страницы писем. Взгляд его скользил слева направо, потом сверху вниз, но в лице его, в отличие от Эндрю, не было ни малейших признаков похоти. Слава богу!
Изабел и не подозревала, что все это время задерживала дыхание, и что наклонила голову, чтобы видеть то же, на что смотрит Дженкс, хотя прекрасно знала каждую деталь. Три молодые женщины в прозрачных одеяниях стояли кружком. Одна – спиной к художнику – или зрителю? – демонстрируя впечатляюще округлые ягодицы. Руки женщин были подняты и переплетены, словно в сложном танце, длинные распущенные волосы струятся по плечам, однако лица оставляют открытыми.
Для Изабел их лица были куда привлекательнее, чем грациозная нагота: резко обрисованные черты, взгляды отведены друг от друга. У той, чье лицо было видно лучше всего, уголки губ слегка опущены. Несмотря на затейливый танец, эти прелестные женщины из прошлых веков были одиноки и несчастны.
А может, она читает на их лицах собственные чувства? Эти женщины на картинах, которые хранил Эндрю, напоминали всех остальных – гологрудые, без волос на интимных местах, поразительно выписанными фигурами, бледной, как мрамор, кожей. Они были почти реальными и все же решительно неземными.
– Не могу представить, кто способен заинтересоваться подобными вещами, – заметил Дженкс. – Но что я знаю? Я скромный офицер полиции.
– То, как вы это сказали, вовсе не прозвучало слишком уж скромно.
Дженкс пожал плечами. Изабел поставила картину на пол и повернула изображением к стене.
– Видите ли, это этюд к гораздо большей картине. Итальянцы называют ее «La Primavera» – «Весна».
– Эти три женщины тоже символизируют весну?
– Нет, это младшие богини. Три грации. Вывезти огромную законченную картину из Италии было невозможно, но Морроу твердо решил купить этот этюд. Считал, что сначала был написан он, а уж потом «Весна».
Она снова натянула ткань на картины.
– Но почему художник пишет одно и то же несколько раз? Помимо финансовой выгоды, конечно.
Прежде чем повернуться к Дженксу, Изабел откашлялась:
– Думаю, что это фрагмент, который больше всего может заинтересовать джентльменов.
– Боже, спаси меня от джентльменов, – пробормотал Дженкс. – Ну хорошо. Значит, эта картина у вас, а другая – у герцога Ардмора.
Изабел кивнула.
– И я хочу поменять их местами. Понимаю, что Анджелес, возможно, и не распознает подделки, но если распознает…
– Возможность, которую надежно устранит ваш умный план, – закончил Дженкс. – Если герцог отдаст Анджелесу подлинник, нежелательных вопросов не возникнет.
– Я тоже так думаю.
Неужели фонарь мигает?