Шумеры. Первая цивилизация на Земле. Самюэль Крамер

укрыл, как саранча», так, что никто не мог избежать его силы. Сообщение, и по морю, и по суше, стало невозможным по всему Шумеру. «Гонец не мог пуститься в путь; моряк не мог на судне плыть… бандиты обжили дороги; створки ворот страны превратились в глину; все окрестные земли готовились к худшему за стенами своих городов». В результате страшный голод постиг Шумер. «Великие поля и долины зерна не давали; не ловилась рыба в затонах; сады, орошенные, ни вина не давали, ни меда». Из-за голода цены подскочили до такой степени, что за ягненка давали только полсилы масла, или полсилы зерна, или полмины шерсти (таблицу мер см. на рис. 4).

      Горе, нужда, смерть и запустение угрожали захлестнуть практически все «человечество, слепленное Энлилем». Тогда восемь самых главных божеств шумерского пантеона, а именно Син, Энки, Инанна, Нинурта, Ишкур, Уту, Нуску и Нидаба, решили, что пора умерить ярость Энлиля. В молитве к Энлилю они поклялись, что Агаде – город, разрушивший Ниппур, – будет сам разорен, как Ниппур. И вот эти восемь божеств «обратили лица к городу, прокляли Агаде разрушением»:

      Город, ты, что смел напасть на Экур, что Энлиля (презрел),

      Агаде, ты, что смел напасть на Экур, что Энлиля (презрел),

      Пусть рощи твои превратятся в кучу пыли,

      Пусть глиняные (кирпичи) вернутся к своей основе,

      Пусть станут они глиной, проклятые Энки,

      Пусть деревья твои вернутся в свои леса,

      Пусть они станут деревьями, проклятые Нинильду.

      Ты водил на бойню быков – поведешь вместо них своих жен,

      Ты резал овец – будешь ты резать детей,

      Твои бедняки – придется топить им своих драгоценных детей,

      Агаде, пусть твой дворец, построенный с сердцем веселым,

      Развалинами обернется…,

      По местам, где свершал ты обряды и ритуалы,

      Пусть лиса, выходя на охоту, свой хвост волочит…,

      Пусть на тропах твоих судоходных ничего не растет, лишь трава,

      На дорогах для колесниц пусть ничто не растет, лишь плакун-трава,

      И еще сверх того, на твои судоходные тропы и пристани

      Ни один человек не взойдет, из-за диких козлов, паразитов (?),

      змей и горных скорпионов,

      Пусть в долинах твоих, где росли сердцу милые травы,

      Не растет ничего, лишь «осока слез»,

      Агаде, вместо вод сладкоструйных твоих, воды горькие пусть потекут,

      Кто скажет «Я бы в городе том поселился», не найдет в нем пригодного места,

      Кто скажет «Я бы в городе том отдохнул», не найдет там удобного ложа.

      Так в точности, заключает наш историк, и случилось:

      На его корабельных тропах ничего не растет, лишь трава,

      На дорогах для колесниц ничего не растет, лишь плакун-трава,

      И еще сверх того, на его судоходные тропы и пристани

      Ни один человек не ступает, из-за диких козлов,

      паразитов (?), змей и горных скорпионов,

      На равнинах его, где росли сердцу милые травы,

      Не