Киммерийская крепость. Вадим Давыдов

глаза. Она улыбнулась ещё раз, припомнив, как недоумение на лицах этих людей сменилось совершеннейшим изумлением, когда она сказала: мне всё равно, хороши или плохи евреи. Меня интересует лишь одно: насколько плоха или хороша я – как человек, как женщина и как христианка. И что я должна сделать для того, чтобы случилось то, чему суждено – на самом деле, а не задуманное какими-то извергами, вообразившими себя богами. И что должны сделать для этого вы – точно так же, как и все остальные.

      Рэйчел встрепенулась, снова услышав голос Осоргина:

      – Плохо, что мы очень часто плетёмся в хвосте у событий. Взаимодействие с разведкой очень непросто складывается – не смотря на всё, что мы для них делаем, да и своих людей в Рейхе у меня практически нет, можно сказать… Извините, миледи. Я вас перебил.

      – Ничего, ничего, Вадим Викентьевич. Мне очень важно знать ваше настроение, поэтому не стесняйтесь. Так как насчёт коридора? У вас ведь есть план, не правда ли?

      – Есть, – кивнул Осоргин. – Мы ведь не первый день готовимся.

      – Я помню, – кивнула Рэйчел, – кажется, вы были вполне удовлетворены результатами.

      – Да. Как и генерал Матюшин. Конечно, «Бейтар» – не настоящая армия, но… Они ничего, – он вдруг улыбнулся. – Понятливые. Может, и выйдет из них со временем толк. Есть план, разумеется. Но всё же не от нас, на самом-то деле, зависит.

      – Я понимаю. Увы, – Рэйчел посмотрела в окно. – Если бы всё зависело только от вас, мне не о чем было бы волноваться.

      – Ситуация не внушает мне оптимизма, миледи.

      – Я слушаю, Вадим Викентьевич.

      – Британия не располагает сколько-нибудь серьёзной сухопутной армией, готовой выступить на континенте. Это очевидно любому, кто хоть немного интересуется проблемой.

      – Французы?

      – Там нет ни одного серьёзного военного специалиста, понимающего стратегию глубокой операции, так блестяще разработанную в России и так превосходно применяемую гитлеровцами.

      – Сколько, по-вашему, продержится Варшава?

      – Если это продлится хотя бы до начала ноября, миледи, можно считать такой прогноз наилучшим. Но… сомневаюсь.

      – Получается, времени у нас нет вообще.

      – Да, миледи. Получается, так.

      – Пессимистический прогноз?

      – Две недели.

      – О, Господи! Мы же не успеем!

      – В условиях немецкой оккупации мы, разумеется, действовать не сможем. Это исключено.

      – Я понимаю, – Рэйчел прикрыла ладонью глаза. – Господи, услышь наши молитвы… Да, ради всего святого, не забудьте сообщить всё Сигэру-сама [18]. Я так понимаю, что должна теперь докладывать вам свой маршрут?

      – Маршрутом займутся офицеры, – Осоргин вздохнул. – Просто сообщите ваше расписание, миледи. Мне кажется, вы слишком много думаете о второстепенных задачах.

      – Никто ничего не должен заподозрить. Это и есть самая что ни на есть первостепенная задача.

      – Хорошо,