«Женщина как женщина, – подумала я, рассматривая ее уложенные на затылке волосы и довольно аккуратное платье, – и не подумаешь, что ворожит в свободное время».
– Я вас слушаю, – прервала она мои размышления тем же ровным голосом.
– Говори, – обернулась я к Шурочке, поскольку она так и стояла у меня за спиной. Присутствовать я согласилась, но задавать какие-то нелепые вопросы не собиралась.
– Присядьте, – предложила нам хозяйка и указала на лавку рядом с большим, покрытым белой скатеркой столом.
Я пропустила Шурочку вперед, таким образом оказавшись на краю лавки, в тени. Свечка была маленькая, хотя и горела довольно ярким ровным пламенем. А Шурочка оказалась как раз напротив хозяйки; взволнованная и нерешительная, она оглядывалась на меня, вздыхала и качала головой.
Я демонстративно отвернулась, предоставив ее самой себе, тем самым вынудив ее взять инициативу на себя.
– Нам… я хотела бы узнать… отчего умер один мой знакомый…
Шурочка, такая решительная и смелая, сейчас напомнила мне крестьянскую девочку, которая стесняется и робеет при виде незнакомых людей, и готова расплакаться по любому поводу.
А дальше произошло что-то странное. И до сих пор я не могу понять, что это было. То ли оттого, что я пристально смотрела на свечу, то ли по другой причине, но у меня все поплыло перед глазами. И я стала воспринимать все окружающее как во сне. Или в раннем, младенческом детстве, что почти одно и то же, во всяком случае – для меня.
– Дай мне твою руку, – произнесла хозяйка, не отрывая взгляда от Шурочкиного лица и та послушно протянула ей ладонь.
– Зачем же ты живого хоронишь? – строго спросила хозяйка, а дальше я почти ничего не помню. Честное слово. Помню каждый шаг по дороге туда, помню, как возвращались. А вот середина… словно корова языком слизнула, если подобное выражение уместно в подобных обстоятельствах.
Какие-то обрывки фраз, отдельные моменты, но до сих пор затрудняюсь точно сказать, сколько времени мы провели в этой комнате. Пять минут… или час? Помню, что Шурочка в какой-то момент потеряла сознание. Возможно, когда услышала первую фразу, хотя, может быть, и ошибаюсь. Потом мы пили какой-то напиток, похожий на чай, только очень вкусный и ароматный, а женщина что-то говорила мне… Именно мне, и не по поводу Константина, а про меня и про мою жизнь. И я слушала ее, как завороженная, и мне казалось, что каждое ее слово проникает мне в самое сердце, открывая неведомые для меня собой глубины души… О чем-то подобном я читала потом, но самой ни с чем подобным сталкиваться больше не приходилось.
Это на самом деле была непростая женщина… И очень скоро я смогла убедиться в справедливости ее слов… Но не буду забегать вперед. Потому что в тот вечер я еще ничего не понимала, и всю дорогу до Шурочкиного дома, куда я взялась ее проводить, и некоторое время спустя была сама не своя…
Прийдя