Выхожу навстречу колонне. Одет я был во все немецкое. Они меня сперва приняли за своего. Поднял руку, кричу, чтобы сдавались, что они окружены большим отрядом партизан, что, если не примут условия о сдаче, будут все до единого истреблены.
Немцы смешались и быстро стали готовиться к бою. К партизанам в плен они не хотели. Тогда я подал условный сигнал, и из пшеницы поднялась густая цепь нашей роты. Немцы увидели, что нас и вправду много, опустили оружие.
Я приказал обер-лейтенанту построиться. Тот их построил в две шеренги. Мы обошли строй. Смотрим, у них три пулемета. Один мой партизан – за пулемет. Немец оттолкнул его, пулемет держит крепко, не отдает. Я – к обер-лейтенанту. У него, смотрю, скулы задвигались, побледнел весь. Но автомат с плеча снял, положил его перед собой на землю. Вытаскивает из-за пояса ручную гранату, тоже кладет рядом. Тишина. Тогда он, не поворачиваясь к остальным, сказал что-то. И начали складывать оружие остальные.
Наши оружие разобрали – и опять ко мне: «Товарищ лейтенант, а можно товарообмен произвести?» А я вспомнил, как они нас, пленных, обдирали. Давайте, говорю, только до подштанников не раздевать.
Повели мы их. И в лесу наткнулись на соседний отряд. Те, не разобравшись: «Немцы!» – и открыли огонь. Двоих пленных – наповал. И ранили одного нашего. «Стой! Свои!» Насилу разобрались. Мы ведь – во всем немецком! И оружие немецкое! Я докладываю: «Пленных веду!» – «Каких пленных?» – «Немцев пленных! Что, не видите разве?» Те смотрят с недоумением.
А правда, в плен немцев мы никогда не брали.
– 22 июня 1941 года мы, деревенская ребятня, драли лыко в лесу. Лес был государственный, за Образцовкой, и мы обычно вели себя в нем тихо. Лесников боялись. А тут что-то раздурились. Кричали, баловались. А лыко драли на лапти. Надрали. Кто по три пука, кто поменьше. Пошли домой. И вдруг навстречу – Фрол Леонтьевич, батька мой. Лесник. И говорит: «Ух вы! Раскричались… Что шумите! Война началась!» – «Как война?! С кем?» – «С германцем».
Мы сперва притихли. А потом даже обрадовались: повоюем!
В октябре 1941 года нашу местность оккупировали. Сперва пережили бомбежку. Бомбежка – это… Когда уже и воевал, к бомбежке привыкнуть не мог.
После оккупации – а немец у нас простоял почти два года – меня и моих друзей почти всех мобилизовали. И батьку моего тоже. Стариков – сразу на фронт. А нас – в запасной полк.
Глава 2
Лето 1941-го
Это было самое трудное лето войны. Красная армия отступала на всех фронтах. Иногда это был более или менее организованный отход, которого, надо заметить, боялись немецкие генералы, потому что понимали: отведенные на запасные позиции и сохраненные от разгрома войска можно умело перегруппировать и бросить в бой. Но зачастую умения энергично перегруппировать армии, корпуса и дивизии, правильно выбрать рубеж для контрудара как раз и не хватало советским генералам. Солдат же действовал, подчиняясь приказам командиров, а когда таковых рядом не оказывалось – обстоятельствам, зачастую их