Эта мысль так понравилась русским, что они ее повторяют до сих пор. Больше того, идея даже укрепилась. На советском гербе, как все помнят, изображался земной шар, полностью закрытый с видимой стороны серпом и молотом. «Коммунизм – светлое будущее всего человечества!» Русь спасет мир. Больше некому.
Вот в этом и кроется наша загадочность для западного европейца: все у нас не такое, как у них, и действуем мы непонятным способом, и лозунги у нас какие-то странные, и поведение, и манеры… Русский медведь – совсем не такой, как на гербах западных рыцарей: непредсказуемый, злой, агрессивный. Лучше с ним не связываться…
На самом же деле все, конечно, не так. Русские – просто еще один народ, не хуже и не лучше любого другого, но – естественно – со своими особенностями, достоинствами и недостатками. Причем надо знать, что если, как справедливо подмечено, наши недостатки есть продолжение наших достоинств (и наоборот), значит, у всех нас, у отдельных людей и народов, ровно столько же достоинств, сколько и недостатков. И не стоит по этому поводу сокрушаться.
Вот доброта – это хорошо или плохо? Как сказать, бывает по-разному. Помогать ближнему надо? Надо. Но до известного предела, чтобы ближний не стал иждивенцем и сам учился о себе заботиться. Так с людьми, так и со странами. Россия знает государства, которым мы помогали-помогали, а они потом… Правильно сказано: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».
Впрочем, оговоримся: мессианская идея овладевала не только русскими, многие и многие народы верили, что они – самые главные, а вокруг – одни варвары и невежды. Кстати, само слово «варвары» (латинское barbarus) – это от «бар-бар», бормотания, который якобы издавали народы, жившие вокруг латинян. Раз не могли по латыни, значит, вообще немые, бормочут что-то, не разбери что. Мы в своем пренебрежении к иноземцам не отставали: и у русских иностранцы все поголовно назывались «немцами», то есть теми же немыми. Ну в самом деле, если человек не понимает по-русски, значит, он и говорить не умеет, чисто немой, правда ведь?
Это чванливое заблуждение разделяли в Средние века едва ли не все европейские народы, в том числе конечно же и те, которых это теоретически должно было обижать. Вся Западная Европа тогда полагала, что наречия, на которых они говорят, – это та же латынь, только испорченная. Все люди, дескать, сперва говорили по-латыни, а потом принялись ее активно искажать. Вот и доискажались до того, что появились всякие разные языки. Поэтому грамотный человек был обязан знать латынь – единственный «правильный» язык, говорить на ней и писать.
Так и поступали. Ученые книги писались по-латыни, профессора в университетах читали лекции на латыни и т. д. Что-то в этом было и хорошее. Получалась своеобразная языковая глобализация – если, конечно, помнить, что мир тогда казался гораздо меньше (вспомним про маму-утку).
Зная латынь, можно было общаться со всей Европой. Научной Европой, разумеется.
Например, если какому-то студиозусу надоедало слушать лекции где-нибудь в Саламанке,