Соответственно, роль личности в русском самосознании намного ниже роли коллектива. Старики помнят, как на парт– и профсобраниях прорабатывали людей, заботившихся о себе и своих близких: «Вы ставите себя выше коллектива!» Страшное преступление. Или вспомним фразу: «Что, тебе больше всех надо?»
Разбогатевший в городе крестьянин приехал домой и привез дорогую породистую собаку. Соседи приходили посмотреть, цокали языками, хвалили. А через две недели кто-то ее отравил: у всех Шарики и Бобики, а этот хочет лучше всех быть? Не выйдет!
Старый анекдот из серии «Рязанское радио»:
«Товарищ Иванов из села Гнилые Липки просит исполнить рапсодию Листа. Отвечаем: товарищ Иванов, не выпендривайтесь. Передаем для вас русскую народную песню „Валенки“…»
А ведь хорошее слово «выпендреж», правда? Это когда человек выламывается из общего ряда, хочет быть не как все, но не знает, как это делается.
Соборность русского человека можно увидеть буквально во всем. В переполненный автобус лезть не хочется никому, хоть русскому, хоть финну. Но финн переносит толкотню куда хуже, ему просто необходимо, чтобы вокруг него образовывался этакий воздушный кокон хотя бы на полметра, если нельзя полтора. Это расстояние – часть его самого, его личное пространство, покушаться на которое все равно что для русского – позволить заехать себе локтем в поддых. Для русского же личное пространство кончается с его одеждой, и потому его не слишком трогает, что незнакомый человек в автобусе прижался к нему, как будто он – библейский блудный сын, неожиданно вернувшийся из дальних странствий.
Во всех странах люди поют хором, но вы не услышите в той же Швеции нестройный, но полный энтузиазма хор незнакомых людей, объединенных только общим автобусом. Так приятно орать какую-нибудь нехитрую мелодию, которую тут же подхватывает сидящий рядом сосед! «Вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просторам, и, конечно, припевать лучше хором, лучше хором, лучше хором!»
А почему в России прижилась такая уродливая форма, как колхоз? В Германской Демократической Республике не прижилась, в Румынии, Венгрии, даже славянской Болгарии не прижилась, не говоря уж о Польше или там Чехословакии. Ни в одной стране, находившейся под влиянием СССР, колхозы не были приняты. То есть что-то, конечно, получалось, но с каким же скрипом! И при первой возможности исчезли там колхозные забавы, как сон, как утренний туман.
А у нас колхозы существовали много десятилетий, себя, как правило, не оправдывали, но ведь и не распадались же! Разумеется, действовало государственное и партийное принуждение, но не только оно. Разгадка – в том же русском коллективизме.