А одному, дававшему деньги в рост, и вовсе заметил:
– Удержи руки от лихоимства и тогда простирай их на милостыню. Если же мы теми же самыми руками одних будем обнажать, а других одевать, то милостыня будет поводом ко всякой татьбе. Паки и паки повторюсь – уж лучше вовсе не оказывать милосердия, нежели оказывать такое милосердие.
Но с остальными он был выше всяких похвал.
– А почему ты почти все время улыбаешься им? – как-то не выдержав, спросил я.
– Да как же иначе? – всплеснул руками священник. – Я же им божие слово несу, кое вочеловечилось, дабы мы обожились. То свет истинный, а истине прилично и посмеяться, потому как она радостна.
Да и проповеди он читал – заслушаешься. Случилось, что я как-то случайно заглянул в церковь – нужен мне был священник – и, пока ждал, когда он освободится, тоже, так сказать, приобщился.
Так вот, в некоторых местах даже меня, отъявленного скептика и циника, проняло, хотя и на несколько секунд, но тем не менее – уж больно мастерски он умел подбирать слова.
– Христос сделался тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть он, – вещал отец Антоний с амвона.
Во как!
Не спорю, возможно, это не его собственное, а обычные цитаты, но согласитесь – подобраны с любовью и умом.
А главное – как произнесены!
Одним словом, уже через три дня к нему на исповедь хлынула толпа селян, особенно женщины, и для каждой он находил какое-то особенное слово, дабы приободрить страдалицу.
И каялись они в таких грехах, которым подчас было и пять лет давности, и десять, а то и все двадцать – лишь бы подольше слушать его мягкий, воркующий голос.
В числе прочих к нему явились исповедаться и несколько баб из числа бывшей романовской дворни, среди которых была и некая Липа, которая лишь на исповеди вспомнила, что на самом деле ее крестное имя Олимпиада, токмо она вовсе про него запамятовала, ибо оно оченно длинное и так ее отродясь никто не величал, разве что во время венчания, но это было в последний раз, да и то она сама уж не упомнит, кто тогда служил в церкви, да и вообще венчалась она не тут, а в Домнино, зато хорошо запомнила лето, ибо аккурат чрез три месяца ей довелось подсоблять бабке Ситяге принимать роды у…
У отца Антония в характере имелась одна особенность – он любил делиться с ближними тем из услышанного, что казалось ему забавным. Безумолчное тарахтение этой бабы он посчитал заслуживающим пересказа.
Признаться, я слушал его не очень внимательно, но только до определенного момента, после которого я насторожился.
С одной стороны, ничего интересного. Подумаешь, прислуга вскользь обмолвилась о любовных шашнях молодой дворянской дочки.
Ну и что?
По нынешним временам такие лихие загулы у баб, конечно, редкость, но мне-то до них какое дело?
Все