Поэтому она была мне действительно вместо настоящей бабушки – нет, не матери, а именно бабушки.
Дедушка у меня, кстати, тоже, можно сказать, был – старый кореец Ким, пришедший давным-давно с «Тимирязевской». Ким учил меня корейской гимнастике: про Кима сначала думали, что он владеет особым боевым искусством и может научить убивать человека голыми руками.
Оказалось, что он действительно специалист по гимнастике, но совершенно мирной. Тогда интерес к нему пропал, все разбежались учиться чему-нибудь более кровожадному, и я остался единственным учеником. Под надзором Кима в заброшенной сбойке между тоннелями я оборудовал спортзал и поднимал там куски рельса вместо штанги. Это мне жутко нравилось, потому что было даже приятнее, чем чтение, можно было ровно ни о чём не думать, кроме своего дыхания.
Когда я пришёл на «Сокол», то обнаружил, что наши свинолюбы находятся в каком-то странном смятении. Я зашёл в раздевалку под лестницей и принялся пить чай со свинарями. Оказалось, они тоже что-то слышали о перестрелке на дальних подступах к «Соколу» и ожидали нашествия.
Я на свинарей дивился. С одной стороны, я очень любил людей, которые находятся на своём месте и делают важное и нужное дело. С другой стороны, я был для них чужим, и это ощущали все – и я, и они сами. Я был из «чистеньких», но меня нужно было терпеть, ведь без электричества они не смогут жить. Поэтому мы ели и пили вместе, я смеялся их грубым шуткам, иногда сам рассказывал что-то смешное, но всё равно мы относились друг к другу немного насторожённо.
То есть до такой степени насторожённо, что они меня скормили бы свиньям не задумываясь. Лишь бы свиньям это пошло на пользу. Но свиньи, видать, их об этом пока не просили, а свинари ещё не решили, буду ли я их контингенту на пользу.
Владимир Павлович свинарями откровенно брезговал и вовсе не из-за запаха брезговал. Хотя тонкий, но вполне уловимый запах аммиака на звероферме присутствовал, но не он Владимиру Павловичу был отвратителен.
– Честно тебе скажу, – объяснял он, – я твоих свиней боюсь. И людей, что при них работают, тоже боюсь. Уж больно наши свиньи похожи на людей. У них-то и до Катаклизма был интеллект, как у собаки, а теперь и подавно. Человек, впрочем, менее чистоплотен. И физиология свиньи очень похожа на человеческую, строение сердца точь-в-точь как человеческое, да болезни у нас схожи. Дерьмо даже так же воняет. Но, понимаешь, свинья ещё и социальное животное. Детей, как вырастут, из семьи не отпускают, но если что не так – сожрут… Матриархат ещё…
– Да матриархат-то при чём?
– Не знаю. При том. Я себя плохо чувствую у свинарей, потому что не могу иногда отличить подопечных от попечителей.
Потом к нам пришли сменщики и сказали, что никакого нашествия не будет, зато со стороны «Войковской» к нам приедет посольство на дрезине, запряжённой собаками-мутантами.
– Собаки