– Пропуск вам закажут…
Турецкий вернулся к столу, но там уже никого не было. Он хотел рассчитаться за кофе, но выяснилось, что Иванчук уже это сделал. А может, у него тут был открытый кредит, кто знает.
Молодой человек неопределенного возраста с застывшим лицом сидел в его кабинете. С застывшим – читай с испуганным. Турецкий рассматривал его документы. Паспорт и удостоверение сотрудника ТАСС. Игнатьев Андрей Николаевич. Двадцать пять лет. Родился в Москве, здесь же прописан. Не женат.
– Итак, Андрей Николаевич, расскажите, что вы делали вчера вечером.
Игнатьев почесал затылок и не нашел ничего лучшего, чем спросить:
– Это допрос?
Турецкий вздохнул. Сколько раз разговор в этом кабинете начинался именно таким образом?! Все эти идиотские преамбулы… сколько надо стараться, пыхтеть, чтобы найти друг с другом общий язык. То ли дело компьютер, Интернет. Допустим, тебе надо найти какую-то информацию. Запускаешь поисковую систему, – скажем, «Яндекс»… Ну ладно. Турецкий посмотрел на Игнатьева. Парень ерзал на стуле. Кажется, не слишком ему тут нравится.
– Вы ездили в аэропорт Шереметьево-2?
– Да… то есть нет.
– Это как?
– Я поехал, как только мы получили информацию о том, что самолет разбился.
– Кто это «мы», и как получили?
– Наш отдел. Обычно мы пишем такие тексты – информативно-официальные. А позвонили из Би-би-си. Мой знакомый.
– Выходит, там знали об авиакатастрофе раньше, чем вы?
– Выходит. А так часто бывает. На них столько народу по всей стране работает. Они, знаете ли, – оживился Игнатьев, – платят хорошо за информацию, не скупятся.
– Это я понял, – сухо заметил Турецкий. – Так вы ездили в Шереметьево или нет?
– Я сразу поехал. Взял такси и поехал. Но…
– Сколько времени было?
– Половина двенадцатого.
– Дальше.
– Мы даже до Кольцевой не добрались, как мне позвонили из редакции и сказали, чтоб я возвращался, потому что пресс-служба Шереметьева-2 уже прислала официальное заявление. А такие заявления под маркой ИТАР-ТАСС обычно я и составляю, а начальство только визирует. Так что пришлось поворачивать назад. Хотя съездить в Шереметьево, конечно, хотелось.
– Зачем?
– Ну как же, – удивился Игнатьев. – Я же репортер. Это моя работа…
– В чем ваша работа? Как что-то где-то рухнет – нестись туда и смаковать подробности?
– А что такого? – Журналист, сообразив, что лично к нему в этом страшном заведении никаких претензий вроде бы нет, смелел на глазах. – А что такого?! Весь мир так живет.
Последнюю ремарку Турецкий оставил без внимания. К сожалению, засранец прав.
– Вы редактировали то, что вам прислали из Шереметьева?
– Ну какие-то слова там, запятую туда-сюда. Как обычно.
– Первоначальный текст сохранился?
– А что ему сделается? Лежит в нашем