Далее и везде примечания.
А что это вы читаете? А? А! Понятно! А вы знаете, как поп попадью извел? Что значит извел? Убил то есть. Ну! Развод по-итальянски. Вот. Он ее подкараулил и опустил на нее икону Спасителя. Тройной эффект. Во-первых, если уж Спаситель не спас, а убил, значит, было за что.
На прогулку я не пойду – там психи гуляют и пристают с вопросами.
Один спросил вчера, нет, сегодня… вчера… вчера…
– Вы, – говорит, – не знаете, сколько время?
– Не знаю, – говорю, – и вам не советую, потому что время – деньги, и время – пространство. А вы, – говорю, – паразит. И живете небось по Гринвичу!
У Эйнштейна второй его постулат гласит: скорость света не зависит от скорости движения источника. Проще говоря:
Θ = W/C2 = W2/C = Θ
f × mc2/2(B)3–1°111 > L~.
Это у него. А на практике у космонавтов все наоборот, и крысы у них мрут даже раньше, чем люди, потому что людям дают по 10 ж, а крысам, мышам и преступникам по 40. Проще говоря:
(W)° – fcx2 – 1 = 0.
Я стал немного забывать теорию функций, ну да это восстановимо. Врач обещал… Врет, наверно. Но если не вре-е-ет… Господи, когда же ужин?
В кабинет профессора Корнеля, или нет, Расина… Тогда ладно.
В кабинет некоего профессора лингвиста-ихтиолога развязной походкой вошел немолодой уже дельфин. Сел напротив, заложил ногу на ногу, а так как закладывать было нечего, то сделал вид, что заложил. И произнес:
– Ну-с?
– Я вас не вызывал. – Профессор тоже сделал вид, что ничуть не удивлен, но не так-то легко обмануть умное даже животное, с подозрением на разум.
– Я сказал только «ну-с». А дальше вот что. Сегодня дежурный по океанариуму, фамилию забыл, во время кормления нас, во-первых, тухлой рыбой, во-вторых, ругал нецензурно нас – я имею в виду дельфинов, – а также других китообразных и даже китов.
– В каких выражениях? – спросил профессор и взял блокнот.
– Уверяю вас, что в самых-самых. Там были и «дармоеды», и «агенты Тель-Авива», и – что самое из самых-самых – «разумные твари».
– Я сейчас распоряжусь – и его строго накажут.
– Не беспокойтесь, он уже наказан, но вы должны были бы попросить извинения за него, ведь вы той же породы и тоже не всегда стеснялись в выражениях! Население требует. Иначе будут последствия!
Только здесь оскорбленный профессор вспомнил, что дельфины еще не умеют говорить, что работе, конечно, еще далеко до конца и что – как это он сразу не понял – ведь это сон, переутомление.
– О господи! – Он ткнул себя в подбородок хуком слева и закурил сигару.
– Господь не нуждается в том, чтобы его поминали здесь. Ему достаточно наших вздохов и обид. К тому же он сейчас спит. Вот его трезубец. – Здесь дельфин довольно бесцеремонно вытащил изо рта сраженного профессора сигару и закурил, пуская громадные кольца изо рта. После чего произнес: «Фу! Какая гадость»,