Люди остались. Построили дома – при помощи эльфов, разумеется. Освоили несколько полей в низинах, там, где близко к земле пролегают вулканические породы, греющие почву, и на той почве произрастал богатый урожай. Нашли озера, в которых даже подо льдом, прорубив лунку, можно было ловить жирных куляг и нелерий[10]. Исследовали леса, где можно было поймать пушных зверей и подстрелить лося.
А потом люди решили, что хозяева земли обходятся с ними несправедливо. Почему люди должны ютиться в деревянных двухэтажных домишках, по две семьи на домик, а эльфы живут в белокаменных хоромах? Почему люди должны трудиться в поте лица на пашне, а у эльфов все растет буквально само? Почему люди должны мерзнуть в лесу, выслеживая песца или оленя, а к эльфам, если им это надо, звери приходят сами? А самое главное – как эти негодяи эльфы смеют не делиться всем тем, что имеют?
Aen’giddealle запылал. Эльфийская кровь окрасила багрянцем снега. Предводитель людей, Гиденн по прозвищу Волчий Клык, лично украсил ворота города шестом, на который была насажена голова Венневейра.
Однако люди просчитались. Земля эльфов отказала им в праве на жизнь. Звери ушли далеко в леса, птицы улетели за горный хребет. Рыба ушла на глубину, а потом и вовсе пропала. Земля не родила. Город же рушился час от часа. Каждый день Гиденн находил на стенах и потолке своих покоев новые трещины.
И спустя ровно год со дня смерти Венневейра Aen’giddealle рухнул, рассыпался в пыль, погребя под руинами почти всех, кто был принят, как друг, а повел себя, как захватчик.
Много, очень много лет прошло, прежде чем вновь решились прийти сюда люди. Эта земля все еще помнит своих эльфов, их кровь все еще жжет ее тело. Эта земля не хочет принимать людей, а люди побаиваются сюда идти.
Когда Анжей умолк, еще минут пять вокруг царила тишина, прерываемая лишь дыханием да скрипом снега под копытами.
– Я только одного не пойму, – наконец заговорил Велен. – Эльфы, серые или лесные – они все