Ирка толкнула стол ногой.
– Мне плакать хочется! – пожаловалась она.
– Так плачь! И пробеги под дождем километров пять! Вместе с плачем прочухивает на раз! – посоветовала Бэтла, насильно забрасывая ей в рот кусок шоколада.
Ирка прожевала.
– А теперь двинули! – Бэтла подтолкнула ее к люку.
– Куда?
– К Фулоне. – Бэтла заглянула под стол, откуда на нее таращился Антигон. – Вылезай, ворчун! С нами пойдешь!
Они перелезли через забор Сокольников и стали ловить машину. Расшалившаяся Бэтла раскрутила Антигона за ласту и под мороком младенца забросила в окно проезжавшего мимо такси. Повеселевший после нашатыря водитель привез их к Фулоне.
Все валькирии были уже тут. Ламина кокетничала с оруженосцами. Один укрывал ей пледом ноги, другого она томно просила помешать ей ложечкой чай, потому что «тут нужна твердая мужская рука». Свое копье, однако, твердой мужской руке она никогда бы не доверила.
Хола разговаривала по телефону со своей подругой Нюрочкой. Эта Нюрочка была известна тем, что ей все требовалось бесконечно разжевывать.
– Ты сегодня особенно тормознутая! Как может муж моей сестры быть не замужем? Тьфу, ты… ну, короче, ты поняла…
Таамаг за что-то разозлилась на оруженосца Ильги, посадила его на шкаф и велела не слезать двадцать минут. Оруженосец сидел на шкафу, не сводил взгляда с часов и делал вид, что это очень забавная шутка.
Ильга, только что вернувшаяся с работы, тихо умирала на стуле у окна.
– Я так больше не могу! – стонала она. – Я уволюсь! Мало того, что со мной в комнате сидят шесть тупых наседок! Так они завели себе кучу разных карточек, целый день переставляют их и обсуждают, кому на что надо звонить, чтобы было дешевле! Пфуй!
– А ты осуждаешь! – сказала Хаара.
– Чихать! Осуждать, что кто-то осуждает, хуже, чем самой осуждать! – заявила Ильга.
Ирка громко кашлянула, обозначая свое присутствие в комнате. Заметив ее, другие валькирии сразу замолчали, и из разобщенных ссорящихся женщин стали единой отторгающей стеной. Ирка в очередной раз почувствовала, что можно ссориться и оставаться при этом своим, а можно всем улыбаться и быть чужим.
Правда, и у Ирки имелись тут свои защитницы: неуклюжая, грохочущая Таамаг, Бэтла и Гелата.
Гелата толкнула Ирку на свой стул, задвинула ее в удобный уголок за шкафом и принялась закармливать насмерть, решительно собирая с тарелок других валькирий все, что было стоящего. У кого-то кусок торта, у кого-то куриную ножку. Другие валькирии тихо сопели, но возражать никто не решался. При всей своей кажущейся мягкости внутри Гелата была стальная.
Ирка отважно мешала крем с мясом, поочередно откусывая от торта и ножки. Она смотрела на Гелату – такую светлую, улыбающуюся, и думала, что никаких поводов для радости у той нет. Интересная она, Гелата! Живет в Солнцеве с получужой старушкой, у которой сто две болячки на неделе, не считая обид на весь мир и дурных настроений. Вещей – полтора чемодана,