«Есть у меня друг детства, ныне ученый. В начале 90-х годов, когда наука России стала не нужна, ему буквально не на что было кормить семью.
– Как же быть? – спрашивала я своего духовного отца. – Катастрофа!
А он мне спокойно отвечает: «Если твой друг в церковь ходит, Господь и Матерь Божия его не оставят».
Через несколько дней звонит мне ученый друг и говорит: – Это правда, что Владимирская икона Божией Матери написана апостолом Лукой?
– Правда, – отвечаю, – и верю в это, пусть даже некоторые искусствоведы придерживаются другой точки зрения.
– А где она сейчас?
– В Третьяковской галерее.
– Отведи меня к Ней завтра.
– Не могу. Давай послезавтра.
– Нет, – твердо говорит он, – завтра.
– Ладно. Завтра в два часа, – почему-то вдруг “завтра в два часа” стало для меня бесспорным. Пусть земля горит под ногами, но я должна именно “отвести” к Ней в это время.
Приходим. У галереи какое-то оцепление, кордоны. Идем, как во сне, сквозь это оцепление, а не через билетную кассу. Все кордоны проходили легко и спокойно, как горячий нож сквозь масло. Никто нас как будто не видит, да и нам нет ни до кого дела. Так же обыденно, будто каждый день. Проходим в настежь открытые двери служебного входа и сразу попадаем в небольшой зал, прямо к Владимирской иконе. Она стоит без брони, отключенная от сигнализации, а рядом с ней – Патриарх Алексий II. В зале почти пусто. Только Патриарх, сослужащие ему и несколько сотрудниц музея. Мы пришли как раз вовремя. Патриарх начал служить молебен. Тут я вдруг вспомнила, что сегодня день праздника Владимирской иконы Божией Матери. В какой-то суете совершенно об этом забыла, а мой недавно крещеный друг и не знал, что есть такой праздник.
Помню, молились в каком-то ужасе и трепете. На икону и смотреть боялись, – сердце пронзал сострадающий и любящий взгляд Божией Матери. Молебен закончился. Патриарх приложился к открытому образу. За ним – сослужащие ему и мы. Потом открыли «Троицу» Андрея Рублева. И опять все приложились в том же порядке.
Вслед за Патриархом вышли на улицу, постепенно осознавая, что с нами произошло нечто необыкновенное. На следующий день узнали, что это был первый молебен, который Патриарху позволили отслужить у нашей древней святыни, пребывавшей в музейном