– Катенька, тебе нужен покой… – зашептало лицо Василия.
– Немедленно, – произнесла она, отводя глаза. – Немедленно. Немедленно.
– Хорошо, хорошо, я все сделаю, – противно и знакомо затряс он лысеющей головой.
– Сегодня. Немедленно, – хрипло шептала она.
– Хорошо, – кивнул он. – Сашу не пустили сюда, он тоже здесь, в коридоре. Он так плакал, когда узнал.
Она вспомнила, что у нее есть сын. Это не вызвало у нее никаких чувств. Потом вспомнила своего отца на инвалидной коляске. Отец показался ей далеким, словно в перевернутом бинокле. Она вспомнила, что ее мать давно уже умерла. И добрая бабушка умерла.
– Принеси мне сегодня, – повторила она.
– Все сделаю, дорогая, не волнуйся. Принесу просфорку. И иконку принесу. Полина заказала сорокоуст, когда узнала, сразу пошла в храм и заказала. Чудо случилось, слава Богу. А этого гада пристрелили, этого мента, оборотня, сволочь эту, наркомана поганого. Его больше нет, Катенька, забудь. Четверых женщин насмерть застрелил, троих ранил. Пристрелили его, как бешеную собаку, отморозка. О тебе по всем каналам говорят. Ты – герой, Катюша. Василенко мне звонил, Сегдеева звонила, Аня звонит каждый час, Николай звонит. И эта, из прокуратуры, та самая, как ее, Малавец, справлялась, предлагала помощь, любые связи, такая душевная женщина, сказала, что все с вашим делом уладилось, а мы что про нее думали, а?
– Сегодня, – Сотникова закрыла глаза в надежде снова увидеть сияющего Тимку.
Но перед глазами была тьма.
– Вам пора уходить, – раздался голос врача. – Вы знаете, мы вообще сюда никого не пускаем.
– Катюш, я приду. – Она почувствовала на своей щеке бороду мужа.
Но глаза не открыла.
Облизнула губы.
– Попить хотите? – раздался женский голос.
Сотникова открыла глаза. Рядом стояла медсестра с поильником.
– Да.
Сестра напоила ее.
– Сколько я здесь? – спросила Сотникова.
– Со вчерашнего дня.
– Сейчас утро?
– Двенадцать часов. Скоро будем обедать.
Сотниковой захотелось помочиться.
– Мне можно встать?
– Нет.
– Я в туалет хочу.
– Вы в памперсе.
– А… – Сотникова потрогала себя под тонкой простыней, почувствовала памперс.
– Я… у меня сильное ранение?
– У вас все обошлось чудесным образом, – улыбнулась медсестра. – Пуля прошла навылет, ничего не задев. Скоро вас переведут в обычную палату.
Сотникова стала мочиться, глядя на свои руки. Только сейчас она заметила, что ее роскошные накладные ногти сняли.
Вечером пришел муж. Он принес свежую просфорку, иконки Богородицы и Целителя Пантелеймона. Сотникова хотела закричать на него из последних сил, но потом передумала, поняв, что этот человек с тусклым лицом ничем ей не поможет. Она потребовала, чтобы к ней пустили сына. Когда тринадцатилетний Саша подошел к ее кровати и поцеловал ее, она взяла его руку:
– Сашенька,