– Бежать? А куда? На Украине немцы, здесь большевики… Да и как убежишь?
– Была б охота, а вода дырочку найдет. В Москву беги, там, говорят, правда. Кропоткин там, Петра Лексеич. Он народ понимает. Вон какую революцию сочинил – на всю Рассею революцию!
– А говорят, Ленин.
– Ленин, конечно, тоже. Но его, вишь ты, помощники окружили, из бывших авокатов, всю правду скрывають, на анархию наговаривають… А Петра Лексеич старенький уже, ему бы кого помоложе в подмогу. Примирить бы их, Ленина с Кропоткиным. И, может, снова будем в дружбе и понимании. Большевики, вишь ты, сначала тоже как анархисты были: все старое рушили напропалую, а преж всего армию! Ить как вначале сказано было: царску армию сменит вооруженный народ. А что вышло? Теперь этот самый вооруженный народ берут в тиски…
– Хорошо бы в Москву, – вздохнул Задов.
– А-а, – махнул рукой Махно. – Хоть здесь помирать, хоть в Москве. Один черт!
– Разочарованный, стал быть? – спросил дедок.
Махно не ответил.
– Это бывает. Ты, видать, хотел жисть переобустроить, а она сама тебя переобустраиваить. Это как на болоте. Прямиком итить нельзя. По кочкам надо бы, по кочкам… – Подсвечивая себе лучиной, дедок стал тщательно осматривать потолок «внутрянки». Потом обратился к Левке: – Слышь, бамбула! У тебя силы на десятерых хватит. Вот ежели ту досочку подломишь – поднимешь край крыши. А энтот, – кивнул в сторону Нестора «анархист Заволжья», – он пролезет. А там в заборе дырку найдет… Жить захочешь – змеей станешь!
Дедок подтащил к стене несколько досок, валявшихся во «внутрянке».
– А часовой? – спросил Задов.
– Часовой об энту пору спит в копнушке в саду. Мобилизованные парни, они спать горазды.
Левка, встав на доски, могучими руками приподнял край тяжелой крыши. Поскрипывали гвозди. Левка то и дело приостанавливался, прислушивался. И снова напрягал могучие плечи. Пот катился по его лицу.
Дедок ему подсвечивал.
Наконец между крышей и стеной образовалась щель, сквозь которую завиднелось звездное небо.
– Полезай! – прокряхтел Задов.
– Слушай, Левка, я вернусь! Я тебя выручу!
– Полезай! – хрипел бомбист. – В Москву пробирайся! Правду нашим донеси! Правду!
– Стой! – Дедок достал откуда-то из-под подкладки пачку бумажных денег, сунул Нестору в карман. – Москва, вишь ты, слезам не верит, а денежки береть…
– Откуда они у тебя, дед?
– Я ж сказал: я и тещу в рукаве пронесу, не то что деньги…
Левка только тяжело дышал, когда Нестор карабкался по нему, как по дереву, и мало-помалу ввинчивался в щель. Спустя несколько мгновений он мягко спрыгнул на землю.
Левка опустил край крыши на место, сел в угол, вытирая рубахой лицо.
– Я тебя вытащу, Левка! – донесся снаружи громкий шепот Махно.
– Уходи!.. – Задов переводил дух. – Чуть жилу не надорвал.