– Пишлы, пишлы скорише, – уговаривал Иван Лепетченко. Обходя мертвое тело шинкаря, он перекрестился.
Выйдя на площадь, они разошлись в разные стороны…
Тиха украинская ночь…
Дома Нестор, крадучись, прошел к полатям, где спал Григорий.
– И де ты носышся, просты Господи, по ночам? – раздался из другого угла голос матери. – Вечеря на столи. Галушки холодни, кисляк…
– Не хочу, мамо. – Нестор, не раздеваясь, улегся рядом с братом.
– Богу хоть бы помолывся на ночь, – сонно пробубнила мать.
– Молюсь, молюсь…
Гришка, как оказалось, не спал.
– От тебе порохом пахне, – сказал он брату.
Нестор не ответил.
– А дрожишь чого?
– Ночь холодна. Счас угреюсь!.. И смолкни!
Нестор потянул на себя рядно, но вдруг резко вскочил, сел на полатях. Он услышал мелодию музыкальной шкатулки.
– Ты чего? – спросил Григорий.
– Музыка.
– То Настя. Цилый день цю шарманку крутить.
Нестор накинул на плечи свитку, вышел во двор.
Ночь была звездная, светлая.
Он всмотрелся и увидел неподалеку сидящую Настю. Она увлеченно крутила ручку музыкальной шкатулки.
– Ты чого не спишь? – сердито спросил Нестор.
– Ой, а я й не замитыла, як вы прийшлы.
– Иды спать.
Настя поднялась:
– Дядя Нестор! Спасыби вам! Така ж ловка музыка. Ну, прямо, як… як в церкви!
– Ты лучше в хати грай. А на улице не надо.
– Ладно.
Настя пошла к своему дому. Звякнула щеколда.
Нестор еще немного постоял во дворе и тоже пошел спать.
Утром Семенюта зашел к Антони. Говорили о том, о чем уже шептались и даже взволнованно гудели гуляйпольцы.
Жизнь в селе начиналась рано. Корову подоить, накормить скотину, приготовить хозяину сниданок надо было до солнца. Пастух собирал стадо на бледном еще рассвете. Он шел по улице, щелкал кнутом и выводил нехитрую мелодию на своей дудке.
Да и на заводах, в мастерских рабочий день начинался до восхода солнца, часов в шесть.
Так что тревожная новость об убийстве Маскуриди облетела Гуляйполе еще затемно. Прождав мужа всю ночь, жена Маскуриди пришла к лавке и обнаружила его мертвым. Крики и плач разбудили многих, не только полицию. Начался переполох.
– Не нравится мне это, – пробурчал Вольдемар Антони, выслушав рассказ Семенюты. – Завалят хлопчики дело.
– Мы ж сами учили их не ждать, – возразил Семенюта. – Если их остановить, дело все равно завалится. Революция не терпит остановки.
Андрей хорошо говорил по-русски. Суржик употреблял только в разговоре с гуляйпольцами, чтобы быть понятным землякам и не слыть чужаком. В свои двадцать с небольшим Семенюта был уже опытным конспиратором-анархистом, поездил и по России, и за границей.
Антони задумался.
– Что ты предлагаешь? – после длинной паузы спросил он. Было похоже,