Дорога еще некоторое время оставалась весьма сносной – как в России. Но если в России вплоть до границы тянулись пыльные пригороды с мелкими палисадниками и бурным движением, то после границы я попал в девственную природу. Оказавшись частью природы, а не пригородов, море приосанилось, приобрело величественный вид, претендуя на миф и на вечность. Оно было пустым, без единого паруса, катера, лодки с веслами – море считается здесь грузинским, и любое судоходство потенциально опасно, с непредсказуемыми последствиями.
Постоянные милицейские блокпосты. Милиционеры высовывались из придорожных кустов навстречу редким автомобилям и штрафам за превышение скорости. Но наш автомобиль, принадлежащий секретарю по национальной безопасности, оказался для них не только неприкосновенным, но даже священным, и они поступали так, как нигде: они не просто отдавали машине честь, но при этом еще и кланялись, как в каком-нибудь мультике, в пояс. Мы приехали на Восток.
Псоу делит восточную часть черноморского побережья на две цивилизации. В советские времена это не слишком бросалось в глаза. Мы все были участниками социалистической глобализации, кавказские консервативные нравы растворялись в советском воздухе. Это уже позже мы заметили на постсоветском пространстве ядовитые цветы религиозного мракобесия. Абхазские женщины советских времен были, как правило, в белых халатах или передниках: они работали нянечками, медсестрами, врачами, официантками или на кухне. Для русских отдыхающих они были таким же сочинским персоналом, только черноволосым и с полным ртом золотых зубов. Гордясь своими золотыми зубами (иметь их здесь было престижно) и брезгливо морщась, они в водных лечебницах Мацесты покрикивали на советских мужчин: «Раздевайтесь догола и идите в ванну!» Однако белый камуфляж передников и халатов был только для отвода глаз. Советская власть на Кавказе уничтожила многих людей, но не разрушила семейный уклад. Он был как гранит – он выстоял. Впрочем, не все так просто. Близость теплого моря, курортная жизнь бывшего Союза привнесли в абхазского мужчину элемент всеобщего средиземноморского гедонизма. Мужчины проходили через опыт пляжных мальчиков, превращаясь в охотников на доступную добычу: одиноких славянских женщин, приезжавших на отдых. Счет шел на десятки, если не сотни. Этот опыт обучал их сладострастию и презрению. Чем больше они побеждали, тем меньше им хотелось, чтобы их сестры были подобной добычей. Крестьяне и воины, абхазцы позволяли себе как мужчины ровно столько, сколько они не позволяли своим женщинам. Крепнущий с годами русский женский лозунг «Мы живем только один раз!», который, по сути дела, стал продолжением карамазовского принципа «Если Бога нет, все позволено», в кавказском сознании превратился в свою противоположность: