Василий наконец пришел в себя, рванулся к лавке, схватил Пьера на руки и бросился вон из комнаты. И вовремя: едва он достиг низенькой притолоки, как зеленоватое свечение превратилось в огонь, буквы вспыхнули бело-зеленым пламенем, и толпа разом ахнула. Пошел едкий, удушливый дым, все закричали, закашляли, а Василий, закрыв Пьеру лицо огромной ладонью, завопил:
– Ставень сымите, оконце откройте!
И бросился в сени. Там, отдышавшись, он расстегнул кафтан и укрыл им мальчика. Холопы, выбегавшие из комнаты, метались рядом с ними, все еще кашляя и заполошно отдавая друг другу приказы:
– Дверь, дверь замкните!
– Воды сюда!
– Ванька, беги в храм за хозяином!
Перепуганная Агафья наконец вспомнила о Петре.
Дернув Василия за рукав, она прокричала:
– Как малец? Жив?
– Чего орешь, он и так напужался, – отмахнулся тот и наклонился к мальчику: – Все хорошо, не бойсь, милок. Мы с тобой тута маленько посидим, покамест хозяин не вертается…
Между тем весть о происшествии в доме Шереметева быстро распространялась, и вот уже из соседних дворов стали прибегать люди с расспросами. Им рассказывали о чуде, как водится преувеличивая и привирая, и вскоре оказалось, что сам мальчик, посланец Господень, выбрасывал в воздух таинственные знаки, а потом движением руки их сжигал. На Петра, сидевшего на коленях у Василия, косились с опаской и благоговением.
– Здорово, чадо! – раздалось над ними.
Пьер поднял голову и увидел Филимона, того самого монаха, что качал его на руках в Успенском соборе. Он улыбнулся и потянулся к нему.
– Гляди-ка, признал, – обрадовался чернец и потряс ребенка за пальчик.
– Ты кто? – требовательно спросил Василий, отстраняясь и пряча малыша за спину.
– Дык это… писарь из Чудова, Филимошка. Мальчонку-то твово я нашел при алтаре.
– А здесь чего тебе надобно?
– Архимандрит прислал. Сведай, грит, что там за буквицы таинственные сверкали. Велено их записать и прочесть владыке.
Василий усмехнулся.
– Как чего было – я обскажу. Своими очами видел диво неизглаголанное. А вот что там начертано, не ведаю, безграмотный, уж не обессудь.
– Дык пойдем поглядим, – предложил Филимон.
– Эва, поглядим, – засмеялся Васька. – Буквицы-то сгорели, а дымина такой пошел, что не продохнуть. Теперь вот, вишь, сидим тута, вертаться боязно.
– Как так – сгорели? Ну-ка, давай сказывай по порядку.
Василий откашлялся, приосанился и выдал историю в красках и со всеми подробностями. Филимон слушал, дивясь и недоверчиво усмехаясь.
– Что ты хмыкаешь? – рассердился Василий, и веснушки на его лице вспыхнули. – Сказываю, все так и было, вот те крест.
– И прям ярким пламенем буквицы горели?
– Истину Васька глаголет, – кивнула стоявшая неподалеку Агафья. – Ни в чем не слукавил.
Филимон, переведя взгляд с нее на стражника, решительно кивнул в сторону двери:
– Пойдем-ка глянем.
– Куды?