В свои неполные двадцать пять, конечно, о счастье с любимой. Той, которая будет преданной, верной подругой и женой, матерью его детей. В ожидании тех дней бурлил в нем сладко-терпкий коктейль еврейской крови, сродни африканской. Но был при этом очень разборчивым кавалером в выборе кандидатуры: едва находил в приятельнице самый малый недостаток, немедленно разочаровывался и расставался. Вскоре находил новую пассию, очаровывал ее своими особыми приемами воздействия голосом, движениями рук, тела. Так повторялось до женитьбы на Лине. И вот после развода с ней, все изменилось: ушла куда-то легкость общения. Была и другая причина такой перемены: в этом возрасте его начала брать досада вследствие неудачных попыток овладеть рабочими специальностями. Его трудовая книжка, размером с приличную брошюру, запестрела записями из разных заводов и предприятий, свидетельства несостоявшегося монтажника, электрика, телевизионного антенщика и других. Когда на лице очередного начальника отдела кадров появлялось кислое выражение при виде его книжки, Иосиф вспоминал слова старшины Иванова: «разгильдяем у нас не место. Каждый должен быть умелым в ратном и трудовом деле». Тогда впервые пришел комплекс неполноценности.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Итак, в тот жаркий летний день Иосиф направлялся от Патриарших, от наблюдавших за ним аккуратных старушек на скамейке, к Никитским, в булочную, за хлебом по заказу мамы. В то время это был единственный в районе дежурный магазин, где можно было купить в воскресенье хлеб и сопутствующие изделия. Помрачнел еще больше, когда вошел в нее. Там толпился, шумел народ в длинной очереди. В этой суете он с трудом нашел последнего и возмущенно разговорился с ним. Незнакомец был с юмором, он поднял его настроение. Когда же Иосиф выходил из магазина, пережевывая свежую корочку черного хлеба, оно стало даже приподнятым. Но выйдя на улицу, ее твердая кожура застряла в горле из-за того, что внезапно его затрясло, будто от разряда электрического тока неопытного электромонтера. Судорога перехватила дыхание, он закашлялся и стал искать источник, откуда последовал разряд. Он ничего не обнаружил подозрительного и хотел идти дальше, если бы не случайный взгляд, кинутый в сторону заброшенной давно церкви, в которой когда-то венчался Пушкин. Из ее тяжелых чугунных ворот легкой бабочкой выпорхнула девушка и юной походкой стала пересекать улицу в его сторону. Проходя мимо, она искоса посмотрела на него, слегка расширенный носик нетерпеливо дернулся кверху, в то время как оборки сарафана Тургеневских времен обдали его воздухом и последовали дальше. Глядя в след «курсистке», это слово сразу пришло ему в голову, он отметил длинную черную косу, в такт движениям касавшуюся почти до аппетитных,