На маленькой эстраде музыканты настраивали аппаратуру. Юра стоял посреди сцены и смотрел, как она идет через зал. Положил гитару и двинулся навстречу. Лабухи, официанты, посетители замерли, наблюдая их сближение. Словно воздушные гимнасты скользили по проволоке с электрическим током, искрило. Сошлись. Он бесконечно долго смотрел ей в глаза, наконец, сказал: «Люблю. Но время кончилось. Поздно». Она поняла – это прощение и прощание. Как больно! Сейчас сердце разорвется.
Но не выдержало его сердце. Умер под окнами кардиологического отделения, на остановке. Почему на остановке? Он и на автобусе никогда не ездил.
Сморгнула слезу, плеснула в рюмку остатки водки, глотнула и поспешила в ночь, скользкую, сырую, ветреную.
6 Глава
Ветер ерошил густую Юрину шевелюру. Она смотрела из окна второго этажа, как оркестранты выносили инструменты, аппаратуру, кофры, укладывали в кузов грузовика. Странная машина для гастролей. Как и куда они на ней поедут? Больше всего тревожило, что Юра уедет не попрощавшись. Вот музыканты забрались наверх, закрыли задний борт. Хотелось реветь от обиды и отчаяния, но Юра поднял голову и махнул ей рукой. Мигом вылетела во двор, прижалась, растворилась. Господи! Как хорошо! Так бы и стояла вечность, нет, вечности.
– Возьми мена с собой!!!
– Тебе нельзя со мной.
– Ну, почему?! Я хочу с тобой! Прошу тебя! Прошу-у-у!
– Тебе пока нельзя со мной.
– А когда будет можно?
Молчит.
– Почему ты не отвечаешь? Ты не хочешь взять меня?
– Не могу. Не разрешат.
– Кто может нам запретить?!
А сердце молотит, как бешеное. И так больно, так тоскливо. Вот сейчас, сию минуту, уедет. Не-вы-но-си-мо!
Он оторвал её от себя и запрыгнул в кузов. Закричала, срывая голос, полезла за ним, протягивает руки: «Помогите!». Мужчины молча отвернулись. Юра отвернулся. Почему все стоят? Как же они поедут стоя? А сама все карабкается. Вот сейчас, почти получилось. И вдруг он обернулся. Лицо черное, вздувшееся, страшное – лицо покойника. Отпрянула, спрыгнула вниз. Машина тронулась.
– Напугать хотел! А я опять предала его. Надо было все равно лезть, хвататься за него. Не могу без него! Он же мой!
Машина исчезла из виду.
– Теперь все. Теперь нескоро.
Так безутешно она не рыдала даже на его похоронах.
7 Глава
Подушка мокрая. Во рту пересохло. В груди ворочается боль, острыми лопастями рвет по живому. Ночь. Ветер за окном треплет едва прикрытые молоденькими листочками ветки. Они стучат в стекло, жалуются. Кому же мне пожаловаться? Раньше можно было прижаться к бабушкиному мягкому боку и выговорить ноющую грудную боль. Сейчас бабуля там, далеко, вместе с Юрой, и Насте пока к ним нельзя. А так хочется.
Встала, распахнула окно, вдохнула холодный воздух. Долго