Все оказалось не так! Никакого королевского выхода не получилось! И исправить положение не представлялось возможности. И все-таки Виктория Яковлевна предприняла новую попытку.
– У вас здесь можно курить? – спросила она; хотела высокомерно, а получилось грубо – голос отказывался ей подчиняться, сделался ни с того ни с сего пропитым и некультурным, как у базарной торговки.
– Что вы, женщина, у нас не курят!
Вот кому высокомерие репетировать не надо, и королевского апломба не занимать, и любовь к своей особе не приходится вызывать искусственными средствами.
– Жаль! – Виктория Яковлевна хихикнула и почувствовала, как безудержно заливается краской. Ей бы остановиться: первый раунд проигран, ничего не поделаешь, но она снова ринулась в бой: – Дымлю как паровоз, знаете, без сигареты десяти минут прожить не могу. – Для убедительности вытащила из сумки пачку «Вог», поиграла зажигалкой.
– Идите в зал, женщина, – презрительно махнула рукой мастер, – курить у нас категорически запрещается.
От ворот поворот. Хоть пляши перед ней, ничего не получится. Лучше сразу уйти и никогда в жизни больше не появляться в таких местах. Но из какого-то непонятного ей самой упрямства Виктория Яковлевна не ушла, а направилась в парикмахерский зал, заказала укладку и стрижку. И, уже сидя в кресле, решила, что от пилинга, обертываний и прочих услуг, указанных в прейскуранте, откажется – нерационально, слишком высокие цены, а еще неизвестно, что означают все эти процедуры и нужны ли они ей. И, раздосадовавшись на себя, испугалась, что все ее мысли и чувства легко прочитываются этой парикмахерской девчонкой, самодовольной и гордой, как все они.
Самодовольной и гордой должна была стать она, Виктория Яковлевна, на один только этот день. Но у нее ничего не вышло.
К этому дню она готовилась долго и основательно. Мечтала, воображала, копила деньги. Копить было трудно и стыдно – приходилось часть