Моя мама.
Ее родители – мои бабушка и дедушка – были образованными людьми, однако тяготы войны и блокада сломили их, превратив бабушку в инвалида, а деда в желчного старика, занятого неустанной добычей жалких грошей, что позволили бы его семье жить более-менее достойно. Устав от тирании родителей, моя мать любой ценой стремилась выскочить замуж. Судя по ее рассказам и моим отрывочным детским воспоминаниям, она никогда не любила моего отца. Он запомнился мне тихим, всегда печальным. Опустив голову, словно провинившийся школьник, он слушал упреки матери. А она, как мне тогда казалось, ругала его за все подряд: за то, что слишком много выпил перед праздником на работе, за то, что курит на лестнице, за то, что совсем не помогает по дому, за то, что не вынес мусор, не сходил в магазин, за то, что мало получает (он был обычным молодым специалистом и, получая свои сто двадцать, не мог прыгнуть выше головы). В один прекрасный день он исчез. Не знаю, как они расстались, я в это время находился у бабушки с дедушкой. Мать долго плакала, скорбя не о том, что супруг ушел от нее, а о себе самой, о том, что «потратила на этого изверга лучшие годы». Бабушка лишь подливала масла в огонь. Она, дескать, всегда говорила, что этот человек не пара ее дочери. А потом мы поменяли квартиры, съехались и стали жить вместе с бабушкой и дедушкой, чтобы я находился «под присмотром и не рос остолопом».
Поиски прекрасного принца номер два затянулись, а злобу на судьбу моя мама порой вымещала на мне. Мне ставились в пример дети всех ее знакомых, которые всегда были лучше, добрее, умнее, симпатичней меня. Да что говорить. Одно мое имя… Все Артуры, которых я встречал в жизни, были или выходцами с Кавказа, чьи настоящие имена для русского человека труднопроизносимы, а посему заменялись на более привычное нашему слуху. Но моя мама, помешанная на всем «западном», решила, что экзотическое имя поможет мне в продвижении на научном поприще. Не имея не то что высшего, но и среднего образования, она хотела, чтобы я, закончив институт, стал кандидатом, а лучше – доктором каких-нибудь технических наук. И мне во время очередного чтения морали постоянно расписывались прелести работы инженера, творца машин, механизмов и приборов.
Но я с детства не любил школу. Выучившись читать в шесть лет, я в первом классе открыл для себя Жюль Верна и Майн Рида, в третьем классе на смену им пришли Фенимор Купер и Рэй Бредбери. Мама кричала, заставляя меня делать уроки. Я делал вид, что занимаюсь, а сам «погружался в морские пучины» или «вместе с бесстрашными охотниками за растениями штурмовал неприступные вершины»…
Когда я вернулся домой посреди ночи весь в грязной, порванной одежде, мне досталось по первое число. Мама, естественно, подняла на ноги всех, кого можно. Дед отправился меня искать, бабушка обзвонила все больницы и морги, а мать, взяв у председательницы родительского комитета список учеников, обзвонила всех родителей – вдруг я отправился к кому-то в гости. Теперь все в моем классе знали, что я потерялся,