Что ж, предположим, что поэт – это человек с интонированной внутренней речью. Под словом поэт разумею – поэт настоящий, под внутренней речью – тот текст, ту непрерывную строку, что бежит сквозь нас – сквозь ваш ум и сквозь мой – все время, пока мы бодрствуем (иногда и во сне). Когда слушаем или читаем, она ныряет под чужой голос, но не гаснет никогда; и это значит, что мы никогда не молчим; нам только кажется, будто мы думаем молча: на самом деле гортань артикулирует каждую мысль, но практически беззвучно; см. показания соответствующих приборов. И поэтому некоторые предполагают, что в гортани-то и находится так называемая душа. Но я отчасти сомневаюсь: именно потому, что, по крайней мере, моя собственная внутренняя речь не окрашена, как говорится, интонацией; то ли оттого, что у меня нет души (или я ее не слышу), то ли потому, что я не поэт. Не исключена и такая формулировка: поэт – человек, обладающий душой вполне. О душе как таковой – когда-нибудь потом; сейчас меня интересует один бесспорный факт и одна сомнительная догадка. Факт: душа умеет говорить. Догадка: изъясняется душа – интонацией. Интонациями. В некотором смысле представляет собой иерархию интонаций (в точности как поэзия, между прочим). Заметим, что в окружающей человека природе никаких интонаций нет. (Строго говоря – и мелодий; только ритмы.) Но бесконечно много немых явлений, сущность которых, как представляется поэту (а кто знает? – вдруг и на самом деле) странно и настоятельно похожа на интонацию в его гортани (если угодно – в уме). Поэт иногда воображает себя эхом: будто бы он смыслом голоса отражает смысл вещей. Порой приходит к уверенности, что этот смысл, этот прообраз всего (как его ни называй – вещью в себе или, например, тайным жаром) без остатка заключен в его интонации, только в ней одной, и только пока она теснит ему эту самую гортань.
Что же прикажете? Нарисовать интонацию? Нет уж. Каждый шарлатан выпутывается по-своему.
…«Кустарник» пылает. Стихи написаны огнем, поедающим очертания стен, снов, чувств. Читаются, как детективные новеллы: такие головокружительные – мгновенные – в них рассказаны приключения души. Редко когда вы по первой строфе угадаете хоть что-нибудь про финал.
Синтаксис напоминает траекторию стрижа. Прочую технику замечаешь только на обратном пути: перечитывая. Это тот случай, когда фехтовальщик вращает шпагу над головой так быстро, что на его любимую не падает ни капли дождя.
Про это и книга. Как, обступив, неумолимо приближаются враждебные вихри, темные силы, разные там Пошлость и Смерть. И как поэт отстраняет их, не подпускает, не дает тучам сомкнуться, оставаясь (на счастье свое, не один) в луче жаркого света. Внутри смысла всех вещей. Жалея всех людей. Держась за свою собственную истину (или мечту), как за свободу.
Большие сомненья по поводу правых дел
И левых, лишь те, что нацелены за предел
Земной, а таких очень мало, имеют смысл.
В бинокль разглядеть так случается дальний мыс,
Облизанный солнцем, укутанный в пену сплошь.
А все остальное – безумие или ложь,
И ты в полумраке,