Вместо этого ей в голову пришел Слейзнер. Она едва успела сесть за свой рабочий стол, как он пришел, поздоровался и попросил ее заглянуть к нему в кабинет после окончания рабочего дня. И тут наконец пелена спала. Все тело словно пронзило острой болью – до нее наконец дошло, чего он в действительности добивается. Меньше всего его интересовала ее компетенция.
Теперь, задним числом, она не могла понять, как не замечала того, что так очевидно остальным. Это словно неудачная шутка, и ей ничего не остается, кроме как показать всем, как же они ошибаются.
Поэтому сейчас она лежала дома на диване на улице Блогордсгаде и работала, хотя рабочий день уже закончился. Она принесла с собой материалы самых тяжких случаев изнасилования, по-прежнему нераскрытых. Микаэль Реннинг из отдела информационных технологий помог ей отсортировать дела из архива, хотя не обладал полицейскими полномочиями. Но ей был нужен союзник. Кто-то, кто не имел ни малейшего отношения к ее отделу.
Как бычок на лугу, он бросился на поиск со всей энергией. Но по мере того как принтер выплевывал расследования, одно страшнее другого, настроение у него ухудшалось, и когда он наконец понял, как много в мире изощренной злобы, заявил, что его вера в человечество подорвана.
Сама Дуня совершенно не была удивлена. Ни грубому насилию, ни тому факту, что преступник в большинстве случаев – мужчина, а жертва – женщина. Нет, ее удивило лишь количество расследований, не приведших к результату, и то, насколько простым представляется решение не тратить ресурсы и пустить дело на самотек.
Похоже, список замороженных расследований по делам об изнасиловании можно было продолжать до бесконечности. Попросив Реннинга отобрать только дела со смертельным исходом, она принесла домой свыше дюжины дел за последние четыре года. И то они ограничились береговой линией от Кеге до Хельсингера.
Это означало три случая в год, когда невинные женщины подвергались таким мучениям, что смерть, должно быть, воспринималась как спасение. Три расследования, которые, согласно заведенному порядку, закрывали, хотя преступник продолжал оставаться на свободе. И так каждый год.
Дуня посмотрела в окно на свинцово-серые облака, которые двигались по небу, словно собирались вызвать еще одну бурю и разогнать остатки дневного света. Снимки разрубленного тела Карен Нойман не давали ей покоя, смешиваясь с облаками. Во многих отношениях это было такое же безрассудное и одновременно изощренное насилие, что и в старых расследованиях, и, как она сказала на совещании, за содеянным стоит не новичок. Кем бы он ни был, он делал это не первый раз.
Карен Нойман просто была еще одной жертвой погони за кайфом.
Но сколько бы Дуня ни искала, она не могла найти никаких соответствий какому-нибудь старому расследованию. Она испробовала все. Рассортировала дела по различным критериям, несколько раз прочитала детальные описания повреждений, а также изучила каждый снимок изувеченных тел под лупой. Но ничего не тянуло на возможное