– Работа – это не жизнь! – с тупой убежденностью заявляла она. – Значит, вы плохо работаете, если не можете ее нормировать!
При этом сама работала в одной из самых крупных корпораций, но жестко разделяла рабочие часы и остальную жизнь. А если начинала занудствовать… До потрохов достанет – ховайся, кто может!
– М-да, – посочувствовал Власов Мишке. – Ты действительно попал!
– Власов! – вдруг заорал Байков. – Сходи ты с ней!
– Эй! Отставить панику на крейсере, матрос Байков! – утихомиривал его Игорь. – Ничего, в другой раз сходите.
– Ты же ее знаешь! – привел весомый аргумент Мишка. – Я мозгой двинусь, пока ей объясню! Сходи, а? Ты в театре-то давно был?
– Ты еще про бабушку мою вспомни! – обозначил давность посещения культурно-просветительского заведения Власов.
– Ну во-от! – уговаривал Байков. – А это нынче самая нашумевшая постановка, еще премьерная. Билетов на хрен не достать вообще. Я те самые за три недели заказывал!
– Ладно, – согласился неожиданно для себя самого Власов, – выгуляю твою Юльку, но с тебя.
– Само собой! – возрадовался Байков и тут же напомнил озабоченно: – Ну, ты там с ней…
– Я помню, Миш, – заверил Власов.
Михаил Байков был старше Власова на семь лет, из поколения, на голову которого обрушились все тумаки переломного революционного времени.
Они как-то обсуждали в мужском застолье, что поколением обычно считают возрастную вилку около двадцати лет, это при плавно текущем историческом процессе. Но при том раскладе, который достался России к девяностому году, все намного хреновее и жестче. Их поколение сорокалетних разделилось на тех, кто к девяносто первому году успел закончить институт, начал работать или работал без высшего образования, но еще в той стране, с другими законами, и семьями обзавелся, и тех, кто, закончив институт или без него, отслужив в армии, начал работать в девяностом–девяносто пятом. Казалось бы, пять–семь лет, а разница огромная! Те, кто помоложе, к ним относился и Власов, просто вписывались, принимали и подстраивались под быстро меняющиеся действительность и события в стране. А тем, кто постарше, пришлось ломать мышление, укоренившееся в сознании и закрепленное жизнью и правилами совкового социума, семьями рисковать, детьми в лихие «отстрельные» годы.
Разговор, разумеется, шел о мужиках, уж извините, не о женщинах со всеми их эмансипе и феминизмом.
Мишка Байков женился по залету и большой любви на втором курсе института и в восемнадцать лет стал отцом дочурки-симпатяжки Юлечки.
Родители получали себе образование, а дочкой Юлечкой занимались бабушки с дедушками. Годам к трем у девочки обнаружился странный недостаток, некая особенность – ребенок совершенно и глухо не понимал юмора! Казалось бы, ерунда, незначительность, но. У нее не получалось общаться с другими детьми и со взрослыми туговато приходилось. Она не смеялась, когда смотрела мультики или детские