Он знал, как внушить своим подданным, что его интересы совпадают с их интересами и что их наибольшая выгода лежит в укреплении его власти, как это, на свою беду, обнаружил Ганнибал[15], открывший путь к продвижению и успеху в тесных рамках государств для честолюбивых духом людей во всех провинциях. Уместно здесь вспомнить и о немаловажной деятельности в то время доверенного лица Цезаря испанца Бальба [16], фактически ставшего правителем Рима.
Рим не предпринимал сознательных попыток романизировать жителей провинций и не прибегал к насильственным методам для превращения их в общий народ; однако разумными доводами, своим постоянным присутствием и положительными результатами он полностью убедил их в превосходстве своей цивилизации над их. Он всецело привлек их на свою сторону благодаря миру и доброму порядку, который установил повсюду, благодаря решительным преимуществам общего языка, общего права, общих торговых соглашений, благодаря единообразному денежному обращению, значительно усовершенствованным средствам сообщения и, отнюдь не в последнюю очередь, одинаковым отношением к представителям каждого народа. Литература дает нам множество доказательств той любви, которой пользовалось римское правление. Мы, конечно, не утверждаем, что столь благое правительство не имело своих исключений, и с течением времени оно постепенно выродилось в дурное правительство, и задача по поглощению непрерывного потока все новых варваров оказалась слишком тяжела для истощенной империи. Но даже там, где правление Рима было наименее благоприятным для его подданных, оно до последнего века было намного лучше предшествовавших ему условий, и процесс романизации завершился еще до того, как оно где-либо превратилось в серьезное зло.
Результат такой политики проявился быстро. Им стал процесс добровольного вхождения провинций в общий римский народ. Если кто-то и предпринимал какие-то сознательные усилия, чтобы добиться этого результата, то именно жители провинций, а не правительство, и, конечно же, они не предпринимали никаких сознательных усилий для его предотвращения. И это была подлинная ассимиляция, а не просто довольная и спокойная жизнь под властью чужеземцев. Местное платье, религия, нравы, родовые имена, язык и литература, политические и юридические институты и национальная гордость почти или полностью исчезли, исчезли для всех, кроме низших классов, и все стало римским – стало подлинно римским, так