Другой вывод из этого учения относительно характера заключался в том, что определяющим фактором во всех этических суждениях индивида должен быть внутренний характер, а не внешнее действие, и что внешнее действие имеет значение только как свидетельство внутреннего характера. Это также была не совсем новая идея, но христианство придало ей гораздо более яркую и наглядную форму, чем когда-либо прежде, когда записало в книге, которую читали и перечитывали как особый религиозный путеводитель и руководство для всех верующих, поразительные слова своего основателя, в которых он провозгласил, говоря о некоторых самых неискоренимых пороках любой эпохи, что затаенное в сердце вожделение несет на себе такую же вину, что и фактическое действие.
В-четвертых, среди вкладов христианства в этику – и в каком-то смысле это оказалось самым решающим этическим влиянием – было учение о том, что надежда есть и для морально развращенного и испорченного характера. Христианство учило, что, если внутренний характер не праведен, он может быть преобразован Божьей благодатью, если человек признает для себя наивысшую истину его религиозного учения – прощение грехов через веру в искупление Христа, чтобы он мог быть преобразован весь сразу, единым наивысшим выбором, сознательным подчинением воли Богу, так, чтобы человек полюбил то, что ненавидел, и возненавидел то, что любил. И еще оно учило, что сила, которая настолько меняет жизнь, продолжит и дальше оказывать божественную помощь в моральных стремлениях и трудностях новой жизни. Здесь следует отметить один существенный момент, полностью независимый от какого бы то ни было возможного религиозного значения: христианство действительно создало в сознании людей крепкую и доверчивую веру в такое преобразование, и это исторический факт[44].
В униженном и отчаявшемся изгое порождало твердую уверенность, что он полностью покончил с прошлой жизнью, что ее узы и искушения больше не будут иметь над ним никакой власти, что он свободен начать новую жизнь, будто родился заново. Это убеждение, которое создало христианство, вводило в историю совершенно новый фактор. Величайшая проблема практической этики всегда заключалась не в том, чтобы заставить людей умом признать истину, а в том, чтобы заставить их быть верными своим этическим убеждениям. Несомненно, стоицизм учил очень возвышенной системе нравственных истин, он даже пытался в качестве своего рода миссионерской философии убеждать людей жить по законам правды; однако признал свою неспособность сделать стоиками массы. В труде, который христианство проделало