Мне посчастливилось родиться на Песках. Валентин Бобрецов. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Валентин Бобрецов
Издательство: Знакъ
Серия:
Жанр произведения: Путеводители
Год издания: 2019
isbn: 978-5-91638-150-4
Скачать книгу
бывшему поэту» на шее и просил милостыню, хотя большевистскую революцию он поначалу вроде бы принял и издал несколько вполне лояльных режиму книг.

      Александр Иванович Тиняков

      8-я Советская 21

      О таком же промысле, кстати, подумывал и Андрей Белый в 1923 году, вернувшись из Берлина в Москву и не имея там ни своего угла, ни заработка: «Мелькнула страшная картина меня, стоящего на Арбате с протянутой рукою: – Подайте бывшему писателю». Близкий младосимволистам (стихи его ценили как Александр Блок, так и – неожиданно – Даниил Хармс), Тиняков как бы уже по определению находился в оппозиции акмеистам, а соответственно и мэтру их Гумилеву.

      В 1921 году за месяц до расстрела, и еще даже до ареста последнего, Тиняков сочинил такое по-своему пророческое стихотворение:

      Едут навстречу мне гробики полные,

      В каждом – мертвец молодой.

      Сердцу от этого весело, радостно,

      Словно березке весной!

      Вы околели, собаки несчастные,

      Я же дышу и хожу.

      Крышки над вами забиты тяжелые,

      Я же на небо гляжу!

      Может, в тех гробиках гении разные,

      Может, поэт Гумилев…

      Я же, презренный и всеми оплеванный,

      Жив и здоров!

      Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь

      Падалью, полной червей,

      Но, пока жив, – я ликую над трупами

      Раньше умерших людей.

      В 1930-м Тиняков был арестован за «нищенство и публичное чтение контрреволюционных стихов» и отправлен на Соловки. Полагаю, не стоит пренебрегать возможностью узнать, за чтение каких стихов в ленинградской пивной в 1930 году давали три года лагеря. Вот одно из них:

      Размышления у Инженерного Замка

      Уж головы лип полуголы,

      Остатки кудрей пожелтели,

      И ласточки, бабочки, пчелы

      С карнизов дворца улетели.

      Печальны осенние стоны,

      Нахмурился, ежится замок.

      И каркают хрипло вороны,

      Быть может, потомки тех самых,

      Которые мартовской ночью

      Кричали в тревоге не зря,

      Когда растерзали на клочья

      Преступники тело Царя.

      И мудрый, и грустный, и грозный

      Закрылся безвременно взор —

      И пал на Россию несносный

      Мучительно жгучий позор.

      Не так же ли грязные руки

      Взмятежили тихий канал,

      Когда на нем, корчась от муки,

      Израненный Царь умирал.

      Не та же ль преступная воля

      В Ипатьевском доме вела

      Зверье – подпоив алкоголем,

      Терзать малолетних тела?

      Желябов, и Зубов, и Ленин —

      Все тот же упырь-осьминог…

      По-своему каждый растленен,

      По-своему каждый убог.

      Но