Лето с Гомером. Сильвен Тессон

Эти поэмы вдыхали именно этот воздух и это море. И если Гомер обладал таким запасом образов и аналогий, то потому, что эта география была ему очень близка, потому, что он любил эти места, тут и там черпая образы, которые были бы другими, если бы они были собраны в других краях:

      Словно как маслина древо, которое муж возлелеял

      В уединении, где искипает ручей многоводный,

      Пышно кругом разрастается; зыблют ее, прохлаждая,

      Все тиховейные ветры, покрытую цветом сребристым;

      Но внезапная буря, нашедшая с вихрем могучим,

      С корнем из ямины рвет и по черной земле простирает, —

      Сына такого Панфоева, гордого сердцем Эвфорба,

      Царь Менелай низложил и его обнажал от оружий.

      Словно как лев, на горах возросший, могучестью гордый,

      Если из стада пасомого лучшую краву похитит,

      Выю он вмиг ей крушит, захвативши в крепкие зубы;

      После и кровь и горячую внутренность всю поглощает,

      Жадно терзая; кругом на ужасного псы и селяне,

      Стоя вдали, подымают крик беспрерывный, но выйти

      Против него не дерзают: бледный их страх обымает, —

      Так из троянских мужей никого не отважило сердце

      Против царя Менелая, высокого славою, выйти.

(«Илиада», XVII, 53–69)

      Жизнь в свете

      «Одиссея» и «Илиада» лучатся фотонами. У греков всегда был культ света. На свою беду Ахиллес становится собственной тенью. Покинуть свет Солнца – зловещее предзнаменование. С этой звездой шутки плохи. Свет наполняет нашу жизнь и радует мир. Он омывает эти поэмы прозрачным золотом. Каждый высаживающийся на греческих берегах ищет этого золотого дождя. «Лейтмотив Греции – это свет», – писал Морис Баррес[8].

      Со времен Гомера писатели, путешествовавшие по Эгейскому морю, всегда заводили там одну и ту же песню, отдавая дань солнцу. Мишель Деон восхищается тем, что обретает на острове Спеце «мир света». Генри Миллеру[9]