Только Павел заскочил под навес, с разверзшихся небес обрушился поток дождя, подгоняемый ветром; он волнами перекатывался в воздухе, и земля заходила ходуном под его бешеным напором. Все куда-то понеслось с сумасшедшей скоростью, будто пытаясь смыть все живое с лица земли. Шум ливня, ветра, тайги слились в едином реве, заглушаемом лишь могучими громовыми раскатами, эхом перекатывающимися с одного конца неба на другой, грозной колесницей разгневанных богов. Зубчатый лес на мгновенье появлялся в свете молний и тут же исчезал во тьме до следующей вспышки. По траве, смешиваясь с дождевыми волнами, побежали мутные потоки воды, и все пространство, небо и земля, закружились в едином водовороте стихии. Падающий дождь создавал ощущение невесомости и полета. Павлу даже стало казаться, что под навесом избушки он, словно на капитанском мостике шхуны, мчится на полных парусах в неведомые дали, а хлесткие петли дождя били о стены, как упругие волны о борт корабля. Он стоял очарованный неуемным буйством водяной стихии, как – будто осенний дождь для него одного исполнял свой неистовый танец и небесными слезами кропил душу Павла как живой водой.
Встреча с духом атеков.
Гроза постепенно стихала. Ветер, небесный пастух, гнал свое стадо туч дальше на север, где они продолжали, будто разъяренные чудовища, в бессильной злобе изрыгать из своего темного чрева гром и молнии.
Откинув деревянный засов, Павел толкнул небольшую дверку с высоким порогом, она со скрипом подалась, и Павел шагнул в уютный полумрак избушки. Навстречу ему дохнуло спертым запахом соломы и сухих дров, которые аккуратной стопкой лежали у входа. Запалив лучину, он в ее мерцающем свете разглядел простое убранство коморки: двое дощатых полатей у стен, маленький столик у окна, железная печка пряталась в углу, напротив нее поленница дров. На стенах висели старые снасти и ржавые капканы. И над всем витал дух давно непосещаемого жилища. Это было самое подходящее место, чтобы предаться здесь своему одиночеству и грусти, выпивая этот магический коктейль маленькими глотками, словно целебное горькое зелье.
Разлука с Леной терзала его сердце, и лишь силой мысли он поддерживал себя в эти дни. Потеряв любовь, он нашел спасение в раздумьях. Душа его требовала необъятности просторов, и, оставив рюкзак с ружьем на полатях, он вышел из тесной избушки в насквозь промокшую ночь, немым изваянием застыв на крутом берегу, и лишь далекие отсветы молний на мгновенья освещали его одинокую фигуру. Это был его таинственный