Дневник, 10 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 74.
Наших никого нет, поехали говеть с малышами. Я молюсь, но не в духе. Но молюсь, слава Богу. Пошли рубить колья.
Дневник, 15 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 76–77.
Я встал очень поздно. Сходил купаться. Молился и думал. Пил кофе и говорил с Соней едва ли не в первый раз после многих лет по душе. Она говорила о молитве искренно и умно. Именно о том, что молитва должна быть в делах, а не так, как говорят: Господи, Господи. И вспомнила о Ругине[71]. Очень было радостно.
… Золотарев[72] милый, тихий, вдумчивый. Ходил с ним купаться. С трудом молился.
Дневник, 17 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 77.
Встал рано. Тут Булыгинский юноша[73], который говорил, что он уехал к брату. Он был неясен, боюсь, неправдив, но я был дурен совсем, недобр, не оставил его напиться чаю. Груб, гадок был. И понял это, когда помолился. Надо молиться всегда. Надо, главное, помнить, что в те минуты, когда неприятно, надо молиться и делать усилие не соблазниться и поступить по-божьи.
Дневник, 21–22 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 80.
После обеда рубил один. Тоскую очень о несообразности жизни. Рано, все то же. Молитва утешает.
Дневник, 23 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 80.
Все та же томительная жара. Молитва все не оставляет меня. И мне так радостно это… Суета все та же, та же жестокость жизни, та же тупость. Соблазн ужасный, огромный, опутавший их. Я думал, что он разрешится чем-нибудь. Так нельзя. Страшная полнота, напряженность плотской жизни.
Дневник, 24 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 82.
Я пошел в 3 ходить, встретил Орлова[74]. Он был весь день. После обеда я рубил. Вечером приехали Зиновьевы[75] с музыкой. Я не поддался соблазну музыки – щекотке. Зиновьевы тоже не огорчили меня. Молитва помогает. Письмо от Черткова с моей молитвой. И все это не мешает мне молиться. И хорошо.
Дневник, 28 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 83.
Встал поздно. Первое впечатление тяжелое – бабы, пришедшей за лошадью, которую опять отняли у нее для кумыса. Но я несправедлив был, зол. Вчера сказали, что сгорел Булыгин[76]. Я поехал к нему. Дорогой молился и отчасти смирился. Молитва укрепляет и имеет все время неослабляющееся значение.
Дневник, 29 августа 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 84.
Разговор с сыновьями о докторах, медицине, неприятный. Нет у меня любви к ним. Уж очень они дикие. Долго гулял молясь, но очень холодно.
Дневник, 7 сентября 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 86.
Думал: молиться бывает нужно во время волнения при людях; тогда я молюсь так: 1) смирение – любить унижение, желать его, 2) покорность воле Бога; я не знаю, как должно служить Богу, и напрасно воображаю, что так, а надо так, как я не думаю, и 3) любовь: что хочешь делай, но чтобы наименьше нарушить любовь.
Дневник, 13 сентября 1890 г., Ясная Поляна, т. 51, стр. 88.
Нынче целый день делал